Приключения четырех дервишей - страница 66

После трех с половиной лет в наш вилоят приехал один торговец, повидавший мир и большую часть своей жизни проведший в путешествиях. Он был известен всем и, придя к моему отцу, преподнес подарки. Отец спросил его, не знает ли он какого-нибудь искусного лекаря.

Он сказал:

— В Индии есть остров с прекрасным климатом. Его называют островом Исцелителя. Некий цыган развел на том острове сад и воздвиг вокруг него забор такой высоты, что он достигает небес. Никто не может войти в него. Один раз в год он занимается врачеванием. Слава о нем распространилась по всей Индии, Китаю и Хутану[33] и другим странам и государствам. Каждого больного, которого бессильны излечить другие лекари, если люди имеют возможность, везут на тот остров к тому лекарю, даже если туда год пути. В знаменательный день, будь у цыгана сто, тысяча, десять тысяч человек больных, все ложатся рядами в его ожидании. Цыган, приняв утреннее купание, по одному осматривает больных и, не щупая пульса и не расспрашивая о самочувствии и болезни, написав рецепт, кладет его рядом со страждущим и идет дальше. Лечась по его рецепту, больной выздоравливает. Думаю, что если шахзаде послать туда, он найдет исцеление. Я смогу за шесть месяцев отвезти его туда.

Отец, обрадовавшись этой вести, отправил вместе с попутным караваном своего мудрого, опытного везиря с тем торговцем и ста слугами на остров к тому прославившемуся человеку.

Шесть месяцев мы плыли по морям, ехали по пустыням. Наконец добрались до места. На этом прекрасном острове сердца моего коснулось чувство радости и облегчения.

С хорошей вестью ты пришел, посланник от любимой,

Опять могу я жизнью жить большой, неутолимой.

Сказал себе я — возликуй, о пленник боли грустной,

Ночь горя кончилась, настал день для души ранимой.

Итак, я добрался до острова, и сердце мое возрадовалось и успокоилось. Но язык мой не осмеливался говорить, а из глаз все еще текли невольные слезы. На острове собралось почти пятьсот больных. Когда прошли двадцать дней, собравшиеся там люди стали радоваться. Они говорили: «Завтра наш праздник!» Всю ночь до утра больные ликовали, которых набралось уже две-три тысячи. Когда настало утро, всех больных, по обычаю, усадили по порядку на специально отведенном месте, а присматривающие за ними отошли в сторону. Прошли два часа, и тут калитка распахнулась и из сада вышел индийский мальчик с взъерошенными волосами, с кинжалом на поясе обнаженного тела и с пеналом под мышкой. Он прямиком направился к реке, омылся и, походив немного, важно направился к больным и, как говорил торговец, с правой стороны начал осматривать каждого, писать рецепт и, положив его у больного, шел дальше. Вот он подошел ко мне. Увидев меня, он задумался и, в противовес другим, раздумчиво и долго осматривал меня с ног до головы. Затем он взял меня за руку и сделал знак встать. Я встал. Он опять долго разглядывал меня, положил руку на мою голову и погрузился в размышление. А затем, не написав рецепта и не говоря ни слова, отошел от меня и занялся другими. Увидев это, везирь и его спутники огорчились и, потеряв надежду заполучить средство от моей болезни, заплакали, стали причитать и стенать. Когда лекарь закончил осмотр больных, опять подошел ко мне и, взяв за руку, повел в сад.

В середине сада был айван — терраса из четырех отделений. Одно отделение айвана снизу до верху было заполнено книгами, собранными по медицине, естествознанию, математике и другим наукам на арабском, греческом, сирийском и индийском языках. В другом отделении — золотая, серебряная посуда, одежда и другие изящные вещи. Третье отделение было уставлено вазами, сундучками, шкатулками, наполненными лекарствами, снадобьями, шербетами, целебными средствами. Одно отделение пустовало. Но в середине его была дверь, ведущая в прихожую. Лекарь усадил меня на айване, сам же открыл ту дверь, вышел в прихожую и закрыл за собой дверь. Мне он ничего не сказал.

Дорогой мой дервиш! Прошел день, и сердце мое немного успокоилось, я стал меньше плакать, появилось желание есть, настроение улучшилось. Цыган на сороковой день вышел ко мне. Увидев меня веселым, он улыбнулся и сказал вот что: