Приключения маленького лорда - страница 40

– Видите, Хигинс, – заметил граф, и на его губах появилась лёгкая невесёлая усмешка. – Все вы очень ошибались во мне. Вот лорд Фаунтлерой меня понимает. Когда вам понадобятся верные сведения о моём характере, обратитесь к нему. Садись в карету, Фаунтлерой.

Маленький лорд вскочил в экипаж, и карета покатилась по зелёной площадке. Даже когда она завернула за ограду и выехала на большую дорогу, граф всё ещё продолжал улыбаться той же невесёлой улыбкой.

– О, – ОТВЕТИЛ ФАУНТЛЕРОЙ, – ВЕДЬ Я ТОЛЬКО НАПИСАЛ ПИСЬМО! ВСЁ СДЕЛАЛ ДЕДУШКА

В течение следующих дней графу Доринкоурту приходилось не раз улыбаться. Говоря правду, по мере того как он всё больше сближался с внуком, улыбка так часто играла на его губах, что в некоторые минуты она переставала быть невесёлой. Надо сказать, что до приезда в замок маленького лорда Фаунтлероя старику сильно надоели его одиночество, подагра и старость. После долгой жизни, полной развлечений, неприятно сидеть одиноко, протянув ногу на больничный табурет, хотя бы даже в очень роскошной комнате.

Граф часто испытывал раздражение и бешенство. Он нередко делал резкие выговоры лакею. Старый граф был слишком умён, чтобы не видеть, что слуги его ненавидят. Даже гости навещали его не из любви к нему, хотя некоторые из них до известной степени занимали его. Он беззастенчиво высказывал резкие, насмешливые суждения, не щадившие никого.

Пока граф был здоров и силён, он переезжал из одного места в другое, хотя, в сущности, не наслаждался путешествиями. Когда же его здоровье начало расстраиваться, ему всё надоело; он заперся в Доринкоурте со своей подагрой, со своими газетами и книгами. Но всё время читать он не мог, и ему делалось всё скучнее и скучнее. Графу были противны длинные ночи, длинные дни, и он становился всё более и более нелюдимым и раздражительным.

Потом приехал Фаунтлерой. Граф, увидев его, к счастью для мальчика, испытал тайную гордость. Если бы Цедрик не был так красив, старик, может быть, невзлюбил бы его, не захотел бы видеть подле себя внука и, значит, не мог бы заметить его достоинств. Но он решил, что Цедрик красив и смел оттого, что в нём течёт кровь Доринкоуртов, и что эти его качества могут сделать честь старинному роду.

Потом, когда маленький мальчик заговорил, когда старик увидел, как он хорошо воспитан, несмотря на всё детское незнание и непонимание своего нового положения, старому графу ещё больше понравился внук. Цедди стал положительно занимать его. Ему было забавно отдать в эти детские ручки возможность облагодетельствовать Хигинса. Старый лорд ничуть не заботился о фермере, но с удовольствием думал, что о Цедди станут говорить и что фермеры полюбят его.

Потом ему было приятно приехать в церковь с Цедриком и увидеть, какое волнение и сочувствие вызвал он во всех. Он знал, что соседи станут толковать о красоте мальчика, о его тонкой, сильной, прямой фигурке, о том, как он хорошо держится, какое у него красивое лицо, какие блестящие волосы, и будут повторять, что этот мальчик «лорд до кончиков ногтей» (граф слышал, как одна женщина крикнула это другой). Доринкоурт был вспыльчивым, гордым стариком, гордившимся своим именем и положением, а потому он охотно показывал людям, что наконец в доме Доринкоуртов появился наследник, достойный того положения, которое ему со временем предстояло занять.

В то утро, когда Цедрик пробовал нового пони, граф испытал такое удовольствие, что почти забыл о подагре. Грум привёл хорошенькую лошадку, которая красиво сгибала блестящую гнедую шею и потряхивала тонкой головой. Граф сел к открытому окну библиотеки, чтобы посмотреть, как маленький лорд будет брать первый урок верховой езды. Он раздумывал, испугается ли маленький мальчик или нет. Это был довольно крупный пони, и Доринкоурт часто видел, что дети теряли всякую смелость, в первый раз усаживаясь в седло.

Фаунтлерой с восторгом вскочил на пони. Он ещё никогда не сидел на лошади, но ему было весело. Грум Вилькинс водил лошадку в поводу взад и вперёд перед окном библиотеки.

– Он очень смелый мальчик, – позже говорил Вилькинс в конюшне, широко улыбаясь. – Я без труда подсадил его. А когда он уселся в седло, даже взрослый не мог бы держаться прямее. И он говорит мне: «Вилькинс, я сижу прямо? В цирке сидят всегда очень прямо». – «Прямо, как стрела, ваша милость», – говорю я. И он был так доволен, так доволен, что засмеялся и говорит: «Это хорошо. Только если я не буду сидеть прямо, вы мне скажите, Вилькинс».