Приключения маленького лорда - страница 39

Граф тоже немного забылся, сидя в своём затенённом занавеской уголке скамьи с высокой спинкой и глядя на мальчика. Цедрик стоял перед открытой толстой книгой псалмов и пел изо всех своих детских сил, радостно подняв личико. В это время луч солнца упал на него через золотистое стекло окна и ещё больше усилил блеск его светлых волос.

Глядя на Цедди, миссис Эрроль почувствовала, что её сердце замерло; молитва поднялась к её губам. Она молилась о том, чтобы чистое, простое счастье его детской души не нарушалось, чтобы большое состояние, выпавшее на долю Цедди, не принесло ему вреда или зла. В её нежном сердце в эти дни было много тревожных мыслей!

– О Цедди, – сказала она накануне вечером, прощаясь с ним перед его возвращением в замок. – О Цедди, дорогой, я хотела бы ради тебя быть очень умной и сказать тебе много полезных вещей! Теперь же посоветую только одно: будь добрым, дорогой, храбрым, хорошим и справедливым всегда, и тогда ты никому не сделаешь зла, поможешь многим, и, может быть, мир сделается лучше, оттого что на свете жил мой маленький мальчик. А это важнее всего, Цедди. Хорошо, когда людям делается немножко лучше из-за того, что жил тот или другой человек.

Вернувшись в замок, маленький лорд повторил её слова дедушке.

– И когда я услышал это, я подумал о вас, – в заключение прибавил он, – и сказал ей, что людям стало лучше, потому что вы живёте. И я постараюсь, очень постараюсь, если можно, сделаться таким же, как вы.

– А что ответила она? – немного тревожно спросил старый граф.

– Она сказала, что это правильно, что мы всегда должны искать в людях хорошее и стараться подражать тому, что в них хорошо.

Может быть, именно об этом думал старик, глядя сквозь раздвинутые занавески через головы молящихся туда, где сидела миссис Эрроль. Он видел лицо существа, которое так любил его сын, умерший без отцовского прощения, и глаза, так походившие на глазки маленького лорда. Но никто не мог бы сказать, о чём думал граф и были ли его мысли жёстки и злобны или они стали немного мягче.

Граф и Фаунтлерой выходили из церкви; многие из прихожан столпились на паперти, чтобы посмотреть на них. Когда они уже подошли к воротцам, человек, стоявший со шляпой в руке, сделал по направлению к ним шаг и остановился. Это был пожилой фермер с измученным заботами лицом.

– А, Хигинс! – сказал граф.

Фаунтлерой быстро повернулся и взглянул на фермера.

– О! – заметил он. – Это и есть Хигинс?

– Да, – сухо ответил граф. – Я думаю, он пришёл, чтобы посмотреть на своего нового помещика.

– Да, мой лорд, – сказал фермер, и его загорелое лицо покраснело. – Мистер Ньюк сообщил мне, что его милость молодой лорд по своей доброте просил за меня, и мне хотелось сказать ему словечко благодарности.

Может быть, фермер немножко удивился, увидев, какой маленький мальчик сделал так много для него. Теперь Цедрик стоял, глядя на Хигинса совершенно так же просто, как его собственные менее богатые и счастливые дети, очевидно, не понимая своей важности и своего значения.

– Я должен поблагодарить вашу милость, – начал Хигинс.

– О, – ответил Фаунтлерой, – ведь я только написал письмо! Всё сделал дедушка. Ведь вы знаете, какой он добрый ко всем. Теперь миссис Хигинс здорова?

На лице фермера появилось удивлённое выражение. Очевидно, его поразило, что мальчик считал графа добрым и благодетельным человеком необыкновенно хороших качеств.

– Я… н… да, ваша милость, – пролепетал он. – Моей миссис лучше с тех пор, как она перестала беспокоиться. Она не могла выносить так много забот.

– Я очень рад, очень рад, – сказал маленький лорд. – Мы с дедушкой так жалели, что у ваших детей скарлатина. Ведь у него у самого были дети. Я сынок его сына, вы знаете это?

Хигинс пришёл в ужас. Он понимал, что благоразумнее совсем не смотреть на старика, так как всем было хорошо известно, какие отеческие чувства питал граф к своим сыновьям. Он видел их всего раза по два в год, а когда они заболели, быстро уехал в Лондон, чтобы не возиться с докторами и сиделками.

Его милости графу было довольно тяжело слышать, что его якобы интересовала скарлатина маленьких Хигинсов, и, когда он поднял глаза, они ярко блеснули из‐под нависших бровей.