Приключения Шуры - страница 9

— Фу-ух! Ох, и жара на улице! Такая жара-а.

У окна, за столом, сидела Марья Даниловна. В ответ на эту реплику она буркнула что-то, но не подняла головы, не оторвалась от чтения новой «приключенческой» повести, герой которой как раз убивал невиданнейшим способом четвертое по счету действующее лицо.

— В третьем подъезде народу тьма, — безразличным голосом произнесла Шура и, покраснев, отвернулась: обманывать она не привыкла. — Милиционеры приехали… А толпа шумит, шумит. Не разберешь, что произошло.

Марья Даниловна относилась к тем людям, которые считают, что они давно все-все узнали и уже ничто в окружающей жизни для них не интересно. Одно лишь заслуживало ее внимания — это шпионы, загадочные убийства и острые ощущения, связанные, на ее взгляд, только с незримой для непосвященных работой органов безопасности или уголовного сыска.

Поэтому, когда Шура сказала о милиционерах в третьем подъезде, Марья Даниловна немедленно сняла очки, насторожилась, прижала руки к груди:

— Может, убили кого-нибудь?..

Не получив ответа, она в миг обулась и выбежала из комнаты.

Шура, пользуясь моментом, быстро переоделась. Бабушкино простенькое платье, синее, в мелкую горошинку, оказалось впору. И косынка нашлась из такого же лоскута: бабушка, видать, была модницей.

На секунду задержалась у зеркала, посмотрела на себя. Девочка как девочка. Только маленькие волосики, что едва успели отрасти, убого торчали из-под косынки, немного портили девичье лицо. «Не надо было остригаться наголо. Правильно говорил Василий Васильевич», — подумала Шура. Снова почувствовав себя девочкой, она разволновалась и очертя голову побежала на окраинную улицу в дом номер двадцать два.

С ноги свалилась тапочка. Но это не задержало Шуру. Она подхватила ее с земли, делая огромные скачки на одной ноге, надела и через минуту была уже у цели.

На улице — ни души. Не раздумывая, забыв, что она снова в девичьем платье, Шура, как самый заправский мальчишка, перемахнула через забор прямо в сад. Маскируясь за кустами еще не осыпавшейся смородины, пробралась во двор, подошла к крыльцу.

Дверь в дом полуоткрыта. Взбежав по ступенькам, девушка остановилась справиться с учащенным дыханием. Кругом — это показалось Шуре — стояла такая тишина, что было слышно, как тревожно пульсирует в висках кровь.

Застекленные сени — просторные, светлые. Толстые домотканые половики-дорожки скрадывают шаги. Дверь. Еще одна. Следующая дверь — настежь. Шура зашла на кухню и увидела Зубкова. Он жадно пил воду. Маленькая кепка еле держалась на затылке над взмокшими волосами, пальто тяжело обвисло на нем — карманы нагружены до отказа. Стоя над ведром, он пил прямо из ковша, вода капала ему на грудь, на шелковый шарф.

Не зная, что делать, с чего начать, Шура ждала, когда он напьется. Ее округлившиеся глаза уставились на преступника, она боялась хоть на миг отвести их в сторону. Но все-таки заметила, что кухонный столик раскрыт и сдвинут с места, занавеска на окне оборвана и подполье не закрыто, — всюду успел пошарить Зубков, успел оставить, как он говорил, «дружеское послание». Но когда же напьется? Шуре казалось, что он глотает, глотает и глотает бесконечно, что прошло много-много времени.

Наконец, тихо крякнув и отдуваясь, Зубков бросил ковш в ведро.

— Зачем воду расплескиваете? — шепотом сказала Шура.

Зубков чуть не упал. Если бы сейчас раздался крик: «Стой!», или «Руки вверх!», или еще что-нибудь в этом роде, он, наверное, испугался бы меньше. Совершенно неожиданное замечание, да еще и — шепотом. И перед ним не хозяин дома, не милиционер, а большеглазая, бледная девочка. Платьице в горошинку. Стоит прямая, смелая и даже какая-то гордая. Чем она гордится? Руки спрятаны за спиной. Что там у нее? Кто она? Зубков много дней высматривал, тщательно следил за домом двадцать два — никаких девушек вроде не замечал.

— Что надо тебе? — спросил он, придвинулся к Шуре почти вплотную и, вытянув шею, попытался заглянуть ей за спину.

Шура перевела руки вперед, крепко стиснула переплетенные пальцы и сказала опять шепотком первое пришедшее на ум:

— Тимофей Иванович Останин здесь живет?