Прикосновение Философский роман - страница 18

стр.

Перед моим мысленным взором, как наваждение, попеременно возникают две картины Винсента Ван Гога – «Прогулка заключённых» и «Вороны над полем пшеницы». Я будто ощупываю ладонью правой руки шершавую поверхность холстов, покрытую плотным слоем пастозных мазков. Вижу замурованное мерной кирпичной кладкой пространство, напоминающее гигантскую шестигранную банку-крепость с открытым верхом. Люди, как насекомые, копошатся в этой емкости, написанной цветами проросшей земли. Группа ходит по кругу, неизбежно – по замкнутому кольцу, снова и снова смыкаясь у стен и утрамбовывая шагами камни мостовой. Действия чередуются, развёртываются во времени стадии движений, ритм шагов рикошетит в глухое пространство. Угрюмо шагающие то слегка растягиваются в интервалах, то теснее прижимаются друг к другу, но не сбиваются с общего ритма. Отпечатками изогнутых зубцов храповика ложатся наземь косые тени. Яркий свет сфокусирован в пустом центре. Но кому до него дело! Поодаль прогуливающихся узников в расслабленных позах стоят несколько надзирателей. Их мрачные силуэты не довлеют над группой. Они тоже часть этой системы, только им выделено другое место, откуда удобно безразлично созерцать картину часового механизма однообразных движений. Ряд кирпичей высоко над людьми прерывают одинокие мрачные окошки, похожие на выходы нор огромных червей.

Аллегория прозрачна: стены темницы – грани судьбы, кольцо – символ безысходности однообразного течения жизни. Окна-бойницы – щели, через которые смерть тоскливо глядит на жизнь. А жизнь – в вечном движении: чередуются света и тени, пульсируют оттенки цветов, изменяются повороты тел. Но не выйти за границы узкой площадки между стенами темницы-крепости, не прервать однообразного и монотонного хода. Неба не видно, совсем не видно. Нет свободы – есть только заданная траектория, по которой движутся безликие люди-призраки, люди-тени, люди-узники, люди-рабы. У каждого – строго определённое ему место. Но «что может скрываться в сердце человека, не имеющего места в жизни?»«Печаль будет длиться вечно», – произнёс, глядя в глаза смерти, великий художник, который как никто упивался искрящейся солнечной энергией жизни, но сам не нашёл в ней места.

«Вороны над полем пшеницы» – последняя картина Ван Гога. Такие будоражащие чувства контрасты насыщенных жёлтых, золотистых и глубоких сине-голубых цветов, закопчённых примесями мазков чёрной краски, могли возникнуть только в период убийственного отчаяния. Крайне сомнительна для меня версия, что Винсент был случайно подстрелен играющими подростками. Нет, «Вороны над полем» – это реквием в цвете. Тропа, идущая вглубь, словно яростным взрывом разрывается на части – узкие тропинки, утопающие в бурных волнах пшеничного поля. Холодный ветер гонит к горизонту два маленьких облачка. Тёмное кольцо туч беспрерывно сдавливает небесные сполохи. Вороны каркают, в хищном порыве склёвывая пшеничные злаки – яркие плоды жизни.

Конфликт неба и земли – в тонах, цветах, в стиле и настроении – звучит угрожающе. Гармония нарушена! Неожиданно можно обнаружить в линейных очертаниях простого пейзажа схему мрачной физиономии с глазами из двух облачков и носом – дорожкой, утопающей вдали. Давящий мрак чёрных туч всё больше и больше овладевает пространством.

Нет, не могу больше описывать это произведение в прозе. Я ведь видел сон, связанный с этой картиной, и нутром смутно ощущал боль ревущей в комке взвинченных нервов его души и измученного недугами тела, улавливал его страстное стремление разорвать жизненный круг. Поутру я наскоро набросал стих, посвящённый памяти Ван Гога, где отразил испепеляющие ужасом событий впечатления сна.

Боже! Боже! Боже!
Больно! Больно! Больно!
В ветряном просторе
Вороны над полем.
Вороны теснятся
В воздухе упругом.
Под свинцовым кровом
Каркают и кружат.
Сколько ни взлетают
С гиканьем свирепым —
Им, на падаль падким,
Не уступит небо.
Золото колосьев
Клювом разрывая,
Змейкой вьётся, тая,
Стая вороная.
Боль вонзилась в уши,
Боль пронзает тело!
Почему так, брат мой,
Тео, Тео, Тео?!
Путниками жизни
Шли с мечтой прозрачной