Пришельцы с несчастливыми именами - страница 5

Я не боялся леса и призраков отгонял тонким осиновым хлыстиком, который обломал по дороге.

Но неподвижно висящее сооружение – осязаемое, хлыст его не рассек – заставило бы струхнуть и мумию.

Мне бы тогда уйти, зарыться в хвойную чащу, а я застыл в столбняке – в левой руке песок, в правой снятый ботинок.

Тут и появились Бежевый и Холодный. Меня они заметили сразу, я сидел открыто, как манекен на ВДНХ, демонстрирующий достижения обувной промышленности, с одной стороны, а с другой – продукцию песчаных карьеров.

Может быть, не обошлось без гипноза, не мог я не попытаться подняться. Но силы меня покинули, я сидел колода колодой, а эти двое уверенно приближались.

Холодный был сед, как иней, и одежда на нем серебрилась. Такое ощущение, что весь он покрылся изморозью, словно перед тем, как выпустить на поляну, с неделю его продержали в морге.

А почему Бежевый – Бежевый, честно говоря, и не помню. Должно быть, что-нибудь из одежды на нем было этого редкостного по нынешним временам цвета – подштанники, вылезающие из штанин, или платок, в который он то и дело сморкался.

Они шли вдоль канавы, один по левую, другой по правую сторону – параллельно, между ними было расстояние в размах кулака.

Странно – трава не шуршала, мелкая земляная крошка не осыпалась под подошвами вниз.

«Тренировочка», – подумалось мне тогда. Я не знал, что пришельцы – пáрники, а если бы знал, то, наверно, крепко бы призадумался. Действительно, было над чем подумать. Полудикий пригородный лесок, время, между прочим, ночное. В смысле происхождения – пáрники, конечно, не люди. То есть не мама их родила, не семья и школа воспитывали. Но в смысле физиологии – они как бы и люди. Все, что надо, имеется, включая мужское приспособление.

Но чтобы на такого, как я, одиночку, продирающегося ночью по лесу, – и науськивать эсгепешную пару… Нет, товарищи дорогие, было в этом какое-то жуткое извращение, сверхковарство какое-то, сущий бред.

«Может, Ларискин муж тишком вернулся из Крыма и подсматривал через щель в шкафу? Ну и стуканул, насмотревшись».

С висящей над лесом платформой их появление поначалу я никак не связал. Вообще, мысль моя буксовала крепко, единственное, на что хватило мозгов, это прицелиться в Бежевого ботинком, а Холодному, когда расстояние позволит, попытаться засыпать глаза песком.

То, что они пожаловали по мою душу, в этом я не сомневался ничуть. Уж слишком осторожен был шаг, и слишком сосредоточены рожи.

Я сидел и считал метры. Десять, семь с половиной, пять. Траектория полета ботинка была высчитана с точностью ЭВМ. Песчинки щекотали ладонь.

Но моим оборонным замыслам не суждено было осуществиться.

Плоское тело платформы словно пробудилось от сна, волна воздуха окатила меня с головой – платформа пошла на снижение. И когда я, прикрывшись от удара ботинком, уже предчувствовал страшную силу, с которой железобетонный обух вгонит меня в могилу, – платформа остановилась.

Я почувствовал теплый ток и слабые электрические уколы.

Не оборачиваясь назад, я уже знал, что мыльные пузыри, наспех раскрашенные под людей, лопнули за моей спиной. Бежевый и Холодный исчезли, они были здесь не нужны.

Я и это странное существо, принявшее облик платформы, вместе и составили пару – пару, необходимую и достаточную, чтобы Службе Галактического Порядка оттяпать шакалий хвост.

Кажется, Валя заснул. Он сидел на полу неподвижно, голова его запрокинулась и была почти не видна, скрытая в облаке бороды. Я стал говорить потише.

Моя повесть подходила к концу. Я рассказал про телепатическое общение с платформой, про воздушное путешествие в город – на этом месте Валя шевельнул бородой.

– Было, – сказал он вяло. – Житие Иоанна Новгородского, раз. И два – Николай Васильевич Гоголь, «Ночь перед Рождеством».

Я пожал плечами, было так было, и стал пересказывать печальную историю андромедской жизни платформы. Ее она мне поведала, когда мы опускались на темные девяткинские поля.

Никакая она не платформа. Вообще, у себя на родине она не имеет никакой вещественной оболочки. Вроде как дух бесплотный. Нет, там не все такие. Есть правящая верхушка, которая одна во всей их Туманности узурпировала право на тело. Тела раздаются как награда особо отличившимся, и, конечно же, душонкам гнусным и черным – фискалам, прихвостням и прочим держимордам и дуракам. Что царит при раздаче – и телепатически не передать. Приличным же душам вроде нее о теле даже и помечтать опасно.