Пришелец из Нарбонны - страница 31
— Ваша милость! Гранд Кастили! О принцесса-ангелица! Да хранит тебя Святой Исидор! Да хранит вас Алексей, Божий человек! — нищий протянул помятую шляпу. От него несло гнильем.
Донья Хуана прибавила шагу и потянула за собой Эли. Попрошайки ползли за ними, причитая. Но вдруг остановились, будто наткнулись на стену, видимую им только одним, стену, которая была для них непреодолима.
И тут поднялся крик:
— Хоть бы дом твой сгорел!
— Хоть бы проказа сожрала твоих детей, как она нас сжирает!
— Хоть бы жена твоя родила тебе свинью!
— Хоть бы пиявки нагадили тебе в печенку!
Хор проклятий преследовал их, пока они не потеряли нищих из виду.
Дверь открыла старая женщина.
— Дон Мигуэль, — обрадовалась она.
— Это брат дона Мигуэля. Издалека, — ответила донья Хуана.
— Вот и хорошо. А я я не знала, что у дона Мигуэля есть брат.
— Мануэлла спит?
— Долго упрямилась, хотела дождаться возвращения сеньоры. Еле уговорила ее лечь, рассказала ей о королеве Гиневре и Ланселоте. Она это любит, этим я ее всегда могу успокоить. Уж очень ей нравится эта история, без конца бы слушала. Только кончу рассказывать, а она снова просит начать с самого начала, и так, пока не заснет, — проговорила женщина, обращаясь к Эли.
Эли вежливо кивал головой.
— Хорошо-хорошо, — донья Хуана прервала ее. — Ну, а сейчас она спит?
— Как ангелочек, сеньора, — ответила служанка.
— Приготовь для сеньора апельсиновый сок и проводи его в угловую комнату. Я туда скоро приду.
Входящему в комнату прямо с патио была видна огромная картина — обнаженный Иисус Христос на кресте, с повязкой на исхудавших чреслах и в терновом венце. Со лба его стекали капли крови, а с впалых щек — кровавые слезы. В боку, между торчащими ребрами, зияла глубокая рана. У подножия креста плакали три девы. В другой комнате висел деревянный черный крест и много маленьких икон, изображающих святых с нимбами и разноцветными крыльями, с пальмовыми веточками в руках. Возле одной из икон Эли задержался, попросив служанку посветить ему свечой. Над коленопреклоненной девой парил ангел. Лицом она напоминала Каталину. Те же светлые длинные волосы, те же тонкие брови и серо-голубые глаза.
В комнате, куда его привела служанка, святых образов не было. На стенах висели дорогие ткани, парча и коврики, тканые серебряной нитью. Внутренняя лесенка и галерея расположением напоминали дом раввина, только здесь все дышало роскошью. С потолка свешивался серебряный канделябр с хрустальными сосульками.
Ему не пришлось долго ждать. Хуана Таронхи появилась в длинном черном платье, без шалей, только в волосах осталась маленькая мантилья, подколотая обычной большой шпилькой. Плечи прикрывала коричневая шаль.
Уселись возле маленького камина, выложенного изразцами, за черным, украшенным резьбой и арабской инкрустацией столиком. В камине лежали обугленные головни, разбитые кочергой.
Кроме апельсинового сока, служанка принесла на подносе кувшин вина и серебряные бокалы, которые тотчас же наполнила.
— Попробуйте вина, — сказала донья Хуана охрипшим от плача голосом. Глаза ее стали еще более красными.
— Благодарю вас, я не буду пить.
— За возвращение Мигуэля.
— Дай Бог ему вернуться как можно скорее, — сказал Эли. — Мне нельзя пить. В баррио пост. А кроме того, для еврея это вино нечисто, его касалась рука христианина.
— О посте я ровным счетом ничего не знала. И о том, что вино может быть для еврея нечистым, тоже не знала. Столько всего о евреях я не знаю. Видимо, так и не успею… Умру — ни еврейка, ни христианка. Но чтобы прикосновение христианина… полагаю, об этом они не знают. Впрочем, — она махнула платочком в руке, — все это не имеет значения. Может, так оно и лучше.
— Если бы христианин не хотел выпить вина, к которому прикасался еврей, — это было бы понятно.
— Да-да, — донья Хуана кивнула головой.
— Много выкрестов в городе?
— Все мы живем, таясь друг от друга. Спросите дона Энрике.
— Ваши родственники тоже новокрещеные?
— Мы потеряли всех.
— Когда это случилось?
— Когда евреев выгнали из Севильи за то, что помогали нововерцам. Давно это было. А потом…
— Но обращенные остались? — прервал Эли.