Пришелец из Нарбонны - страница 32
— Не все. Вы что-нибудь слышали о семье Сусон из Севильи?
— Слыхал. Небезызвестная семья.
— Была. Ее уже нет. Дон Диего де Сусон был самым богатым человеком во всей провинции. Настоящий нагид[65].
— Я слыхал о заговоре дона Диего де Сусона.
— Я его дочь.
— Дочь? Вы та самая дочь? Но у нее было другое имя…
— Это была моя сестра, будь проклята память о ней! Бог покарал ее. Она умерла потаскухой в приюте для прокаженных. Сожитель бросил ее. Громкая это была история в нашей стороне… Она выдала заговорщиков, рассказав все своему любовнику, сыну гранда, а он донес. А потом вышвырнул ее, на порог не пустил, после того, как отца сожгли на костре. Она валялась у него в ногах, а он собак на нее натравил. Нам с Мигуэлем удалось бежать.
— Сын гранда был подослан?
— Возможно…
— Он жив?
— Не знаю.
— И не нашлось никого, кто бы отомстил?
— До этого появился тайный листок. Вы что-нибудь слышали о нем? Он наделал много шуму. Королева Изабелла была вне себя от ярости. Ответила кровавым трибуналом. Темница в Сан-Пауло и замок в Ла-Табладе кишели людьми. На улицах были слышны крики истязаемых. Всех одолел страх.
— Что было в тайном листке?
— Что церковь — языческий приют идолопоклонников, а королева — тиран отечества.
— Кто это написал?
— Неизвестно. Но по-моему, это был никому не нужный глупый листок.
— И все так считали?
— Все.
— Все-таки не все. Ваш отец дон Диего де Сусон так не думал. Да и выкресты-заговорщики тоже так не думали. Известны и другие, кто так не считал. Мы слышали о них в далекой Нарбонне. Это были прославленные роды Севильи. Дон Хуан Фернанд Абулафия, начальник полиции эрмандад, так не думал. Хотя всех охватил страх, заговор был составлен.
— Но он провалился. У инквизиторов ни один волос с головы не упал, а один из них, Сан-Мартин, вот уже два дня сидит в нашем городе. Вчера допрашивал раввина дона Бальтазара, сегодня томит за решеткой моего мужа и еще несколько человек: отца и трех сыновей Сафортеса.
— Инквизитора каноника Педро Арбуэса де Эпила заговорщики убили на пороге церкви в Сарагосе. Не будь предательства, надо полагать, в Севилье тоже бы удалось.
— Это было страшно. Горели костры, мы задыхались от дыма сжигаемых тел и были бессильны. Знаете ли вы, что значит быть бессильным? Мы могли только горевать. Каждый спасался, как мог. А христиане плясали и веселились на улицах. Как они ненавидят нас! Почему?
— Мы — народ-избранник.
— А не мог бы Всевышний избрать другой народ?
— Неисповедимы пути Господни, — Эли улыбнулся.
— Почему даже крещение не может нас спасти?
— Обращенный для них во его крат страшнее.
— Почему? Ведь многие уверовали во Христа, как в Мессию, и тоже не избежали костра.
— Те пусть взывают к своему Богу.
— Верно сказано, — отозвался грубый мужской голос.
Эли обернулся.
— Это мой брат, Алонсо, — проговорила донья Хуана.
Был он старше сестры, но ненамного. В коричневом кафтане из домотканного сукна, в чепце, прикрывающем уши, он походил на деревенского мужика с быстрыми черными глазками. Взгляд его вызвал в памяти образ отца.
С минуту все трое молчали. Донья Хуана, опустив голову, теребила носовой платок.
— Мир тебе, брат мой, — поздоровался Алонсо.
— Мир тебе, брат мой, — ответил Эли.
Алонсо подошел к гостю и крепко пожал ему руку.
— Я слышал о тебе, дон Эли ибн Гайат, — Алонсо сделал шаг назад, чтобы лучше разглядеть гостя. — Тебя видели на коне. Не часто узришь такое в еврейском баррио. Ты прибыл на конфирмацию малыша Хаиме?
— Не только.
— Что еще привело тебя из твоего далека?
— Сыну дона Диего де Сусона, так и быть, скажу. — На губах Эли блуждала загадочная улыбка.
— О Боже! — простонала донья Хуана.
— С чего намереваешься начать, дон Эли? — Алонсо потер длинный крючковатый нос.
— Надо найти людей.
— С этим сейчас трудно.
— Знаю.
Донья Хуана прикрыла лицо руками.
— Вам еще мало, глупцы! Хотите Мигуэля погубить? Всех нас? Моего ребенка?
— Успокойся, Хуана. От судьбы не уйти. Бог был милостивым для нас в Валенсии, Кадиксе, а нам казалось, что помощи уже неоткуда ждать.
— Валенсия… Кадикс! Там произошло чудо. Но отсюда бежать некуда. Кончилось милосердие Божье.