Приставы богов - страница 9

стр.

Внезапно его осенила догадка, а что, если принадлежащие ему существа и предметы будут говорить?

Зуав сел, скрестив под собой ноги и уперев в колени руки, медленно промолвил, обращаясь ко всем подопечным разом.

— Дети мои, так как я являюсь вашим богом, отныне и вовеки веков…

Начало ему показалось таким удачным, что он от удовольствия левитировал.

Кстати, одно из многих преимуществ, божественного существования перед человеческим — это свободное перемещение в окружающем мире (то есть внезапные эффектные появления, вездесущность, и т.п.).

Ограничения касались только осей координат пребывания бога, определяя их, как «окружающий мир».

Зуаву, в принципе, ни о чем такие ограничения не говорили, то ли его могущественная мысль только набирала обороты, то ли он просто об этом не думал, не понятно.

— Желаю отныне слышать от вас разумную и приветливую речь!

Закончил он составление алгоритма поведения, принадлежащих ему существ и предметов.

Воплощение желаний, как известно прерогатива Бога, а произнесенное его собственными устами, тут же становилось реальностью.

Первым, как ни странно, заговорил флюгер.

— О владыка, — согнувшись начал он. — С того момента, как меня коснулись ваши ласковые пальцы, я на вершине блаженства и мечтаю только о том, чтобы никогда не выпасть из этих райских объятий. Каждое мое движение — это проявление отчаянной радости и ликования. Но одно обстоятельство омрачает и туманит мой взор, одна причина мешает разобраться в ваших божественных желаниях и выбрать кратчайший путь к их воплощению, это, он выдержал паузу и согнулся так, что лопасти с отвратительным металлическим лязгом захлопали по древку. — Это безмозглый движущийся сгусток воздуха, который постоянно трется об меня, отвлекая и раздражая.

Зуаву больше понравилось его собственное обращение, оно было коротким лаконичным, а главное очень грамотным. И для того, чтобы не осквернять свой слух мелким интриганством, он добавил.

— В ответах на поставленные мной вопросы.

Наступила тишина. Волк так хотел что-то сказать, что прокусил свой язык и теперь тихо завывая, сверлил глазами атласный подол его черного плаща, опасаясь поднять глаза. Зуав снова подумал о том, что настало время принимать решения.

— И так.

Начал он торжественно.

— Виоло — старый, мудрый волк, твоя шерсть поседела в боях и лишениях, твои стальные когти отточены о кости поверженных противников. Тебе нет равных в бою, и на своей спине, ты можешь переносить меня куда я пожелаю.

Не переводя дыхания, Зуав продолжил.

— Хио — могущественный и разрушительный ветер, в мгновение ока способный превратиться в тысячи ужасных смерчей. Тебе нет равных среди стихий. Ты можешь укрыть меня от ненастья и разметать любую преграду.

— Флюгер!

Тут красноречие подвело Зуава. Он абсолютно не представлял, какими магическими, а главное нужными свойствами наделить флюгер. Ему не пришло ничего другого на ум, как произнести:

— Флюгер — необычайно необходимая вещь, обретающая свое значение в безвыходных ситуациях.

Такая формулировка, по мнению Зуава, должна значительно облегчить задачу проникновения в чужие владения. А еще флюгер был похож на топор, и его можно было использовать, как мотыгу, например.

Драгоценный камешек на пеньковой веревке Зуав обозвал: «Жизненно важной вещью для злодея, которого я встречу в затуманенном мире».

Зуав хотел сказать: «если я встречу», — но тогда предложение было бы не правильным. Он понял, что обрек себя на неприятности.

Десертную ложку Зуав нарек: «вожделенной и недосягаемой мечтой стражников затуманенного мира».

Взяв в руки посох, он почему-то подумал о безопасности.

— Ты обеспечиваешь отныне мою безопасность, показывая на своем древе заклинания и руны, которые создадут для меня крепость, возведут стены.

Зуав порядком подустал, чувство выполненного долга, впервые позволило ему по-настоящему расслабиться.

Раскрасневшийся горизонт понемногу чернел и на небосклоне помигивая то здесь, то там, появлялись звездочки.

Ему нравилась лакомая земелька, — осталось убрать ее и немного расширить — думал он, — дело плевое для творца, да и чудесное, неповторимое небо уже кто-то заделал.