Привет, красотка! - страница 38

— У моего бывшего мужа был не больше кнопки выключателя, — неожиданно для себя сказала Руби в отчаянной попытке привлечь к себе внимание (видимо, сказалось выпитое вино).

— Поэтому ты с ним развелась? — спросила Ванда.

— Нет. Я вообще-то не «лакомка» — так мой приятель Джереми зовет геев, которые спят только с теми, у кого внушительное «хозяйство». Конечно, большой член предпочтительнее, но в мужчине это не главное, — уверенно добавила Руби, не веря собственным ушам: казалось, она тоже встречается с парнями и занимается сексом, хотя на самом деле она постится уже два года.

— Правильная позиция, — похвалила Симона. — Я бы тоже обиделась, если бы меня бросили из-за маленькой груди.

Руби только головой покрутила: как только у телезвезды язык повернулся сказать такое об упругих прелестях четвертого размера…

Под разговор Руби и Ванда прикончили курятину и филе-миньон — участие Симоны в этом пиршестве было очень скромным. Руби вскоре поняла, каким кладом владеет: Уоррен оказался неиссякаемым источником тем для разговора. Когда Симона рассказала о случайном знакомом, оказавшемся импотентом, Руби призналась, что не могла видеть Уоррена в момент оргазма — то, как он закатывал глаза, смешило ее до колик. Ванда упомянула о парне, водившем ее только в те рестораны, куда у него были купоны, а Руби вспомнила, как на первую годовщину свадьбы Уоррен пригласил ее в «Тако-белл»[41].

Когда принесли шоколадное фондю, Руби, позабыв всякую скованность, уже смеялась и без умолку болтала. Ванда и Симона охотно слушали истории о ее бывшем муже. Уоррен Уотерс был неважным мужем и паршивым любовником, но в тот вечер в «Волшебном горшочке» в Арлингтоне его нагнал-таки звездный час.

«Спасибо тебе, Уоррен, дурачок этакий», — растроганно думала Руби. Доев шоколадное фондю, приятельницы поделили между собой сумму счета, расплатились и отправились домой.

Утром Руби, с силой шлепнув по кнопке будильника, нехотя выбралась из постели. Теперь, когда в доме жили две квартирантки, она не решилась идти в кухню в ночной рубашке: пришлось накинуть банный халат. В полусне Руби спустилась на первый этаж, включила кофеварку в розетку, начала возиться с фильтром — она жить не могла без яванского кофе, — и тут заметила мигающий индикатор автоответчика.

«Как же я могла не услышать телефон», — удивилась Руби, но тут же сообразила, что вчера легла спать, не проверив автоответчик. Нажав кнопку воспроизведения, девушка начала насыпать в фильтр кофе «Максвелл-хауз».

— Здравствуйте. Сообщение для Руби Уотерс. Меня зовут Флоренс, сейчас полдвенадцатого ночи, воскресенье. Я работаю медсестрой в больнице «Сивиста» в Ла-Плате. Вашу маму Дорис привезли вчера в отделение неотложной помощи с жалобами на боль в груди и затрудненное дыхание. После осмотра врач распорядился отвезти ее на «скорой» в больницу в Фэйрфаксе. Она будет там с минуты на минуту. Пожалуйста, перезвоните мне как можно скорее. — Медсестра продиктовала номер и повесила трубку.

Руби уронила банку с кофе. С бьющимся сердцем она снова нажала кнопку воспроизведения и, дрожа, прослушала сообщение еще раз.

Пробормотав «Боже мой», она кинулась вверх по лестнице, натянула джинсы, заправила в них ночную рубашку, сунула ноги в мокасины, вихрем слетела вниз и, схватив ключи, побежала к машине. Нервно маневрируя на «сатурне» в плотном утреннем потоке, Руби добралась до Шестьдесят шестого скоростного шоссе, ведущего к больнице. Застряв в очередной пробке, она не глядя пошарила по пассажирскому сиденью и выругалась, поняв, что в спешке забыла дома сумку с сотовым. Продолжая ползти по шоссе метр в минуту, Руби думала о Дорис, содрогаясь при мысли, что может никогда больше не услышать сентенции о том, насколько лучше она будет выглядеть, если сбросит десяток килограммов, или склоки по поводу цен в «Международном доме блинов». Отец умер, братьев или сестер у нее нет, единственный близкий человек — Дорис, упрямая критиканша с расистскими замашками, огромная заноза в заднице. И тем не менее Дорис была занозой Руби, и дочь не представляла жизни без матери.