Привет, красотка! - страница 39

Их отношения напоминали стиль общения Юнис и Мамы из «Шоу Кэрол Бернетт»[42], но в трудную минуту они всегда приходили друг другу на помощь. Когда несколько лет назад Руби свалилась с гриппом, Дорис, услышав по телефону, как дочь хрипит, немедленно материализовалась на пороге с супом, апельсиновым соком и мазью «Вике», которую объявила панацеей. Правда, выхаживая Руби, Дорис беспрестанно ворчала, что в доме грязь, что покупать жилье в подобном районе — глупость и что у стройных людей иммунитет крепче и болезни не цепляются.

Войдя в больницу, Руби подошла к столу информации и узнала, где мать. Прождав лифт минут десять, Руби добралась до палаты для выздоравливающих. Дорис выглядела намного лучше, чем можно было ожидать.

— Тебе позвонили вчера вечером. Ты что, пешком шла? — слабо спросила она, лежа на каталке со множеством мониторов.

— Мам, ты меня извини, — искренне повинилась Руби. — Вчера вечером я была в городе и не проверила автоответчик перед тем, как лечь спать.

— Ты ходила куда-нибудь со своим дизайнером по интерьеру?

— Нет, мама, с новыми жиличками. Между прочим, Джереми — бухгалтер, — с облегчением огрызнулась Руби. Если Дорис отпускает колкости в адрес Джереми, значит, она не при смерти. — Что произошло?

— Я мыла пол — ты плохо вымыла полы в прошлый раз, а я желаю ходить по чистому дому, — слабым голосом начала Дорис, — и у меня начались такие боли, каких никогда раньше не было. С тобой связаться не удалось, поэтому я позвонила миссис Дженкинс, ну, милой цветной женщине, живущей напротив, и она вызвала «скорую». Это было последнее, что я запомнила. Очнулась я здесь, когда в меня пихали какую-то трубку…

— Сердечный катетер, Дорис, — поправил седой мужчина средних лет со стетоскопом на шее, появившийся на пороге палаты. — Я доктор Слоун, — представился он.

— Это моя дочь Руби. — Дорис не забывала о хороших манерах даже на больничной койке. — Она станет красавицей, если немного похудеет, не правда ли?

— О, она и так красавица, — снисходительно бросил врач.

Руби смущенно пожала руку доктору Слоуну.

— Я только что приехала, прослушала сообщение утром… С ней все будет в порядке?

— Полагаю, больная полностью поправится. У вашей мамы в трех местах была закупорка артерий жировыми бляшками. Рано утром мы провели ангиопластику — растянули стенки сосудов, чтобы усилить ток крови. Операция щадящая. Сейчас у пациентки слегка повышена температура, поэтому мы, пожалуй, подержим ее здесь день-два, но я считаю, Дорис скоро встанет на ноги. После выписки кому-то придется побыть с ней несколько дней.

Врач задал пациентке несколько вопросов насчет самочувствия, сделал пометки в медицинской карте и пообещал, что позже в палату зайдет медсестра и ответит на любые вопросы Руби.

— После выписки несколько дней поживешь со мной и моими квартирантками, — деловито сказала Руби, хотя перспектива жить рядом с Дорис целых несколько дней заставила ее содрогнуться.

— Мне и у себя дома хорошо, — сварливо отозвалась старушка.

— Не сомневаюсь, ноты же слышала, что сказал врач.

— Врач не видел твоей развалюхи и бандитского райончика. Почему бы тебе не пожить у меня? — спросила Дорис и внезапно осеклась: — Тако… Малыш сидит один со вчерашнего вечера…

Руби не могла допустить, чтобы мать волновалась.

— Не волнуйся, я привезу его.

— Но он тебя не любит, — возразила Дорис.

— Он никого не любит, мама. Придется заманить его в машину хитростью. Слушай, мне нужно позвонить на работу. О собаке не волнуйся, твое дело поправляться.

— Но он тебя не любит, — закрыв глаза, еле слышно повторила Дорис.

Руби вышла из палаты поискать телефон.

Ванда быстрым шагом вышла из дома. Было уже больше половины десятого, а ее ждали в магазине к десяти. Обычно она добиралась до Чеви-Чейз на метро, но сейчас решила ехать по Висконсин-авеню с максимальной скоростью. Выезжая с парковки, она набрала номер на мобильном телефоне.

— Здравствуйте. Можно отдел женской одежды?

— «Женская одежда», у телефона Линн Эллиот, — послышался в трубке голос менеджера.

— Здравствуйте, это Ванда Джонсон. На Висконсин-авеню произошла авария, стою в пробке уже десять минут, — сочиняла Ванда, проезжая на желтый свет.