Прививка от невежества - страница 46

стр.

— Вон там, — она указала на лестницу, со двора ведущую на второй этаж. — Там место для вас.

Мы взяли свои рюкзаки и, с трудом протиснувшись по узкой лестнице, поднялись на второй этаж. Чистое большое помещение, достаточно места в центре, по периметру стен — застеленный коврами кан. Вот это место, куда приезжают люди со всего мира, то группами, то по одному. Сколько времени они здесь живут? Бывает, за много недель так и не получается увидеться с Учителем, а если и увидятся, то не могут сказать даже слова. Великий Патриарх имеет необъяснимую силу, и если он не хочет, то человек, что бы ни делал, как бы ни напрягался, не может заговорить. Мы верили в то, что были желанны, и в то, что нас звали. Побросав рюкзаки в угол, все упали на кан. И, несмотря на то, что в летнем гостевом помещении было не менее пятидесяти градусов жары, мгновенно уснули. Напряжение, смена климата и летающая в воздухе конопляная пыль дали знать о себе.

Когда проснулся, то сразу вспомнил, где я. Попытался встать и испугался, неизвестно от чего тело одеревенело и не слушалось. Потом дошло, что практически умираю от холода. Вспомнил географию.

— Вот он, резко-континентальный климат, — пронеслось в окоченевшей голове.

С трудом зашевелившись, сел на кан, рядом, мирно посапывая, как ребенок, спал Андреевич. “Действительно мастер,” — удивился я. Остальные не спали: кто лежал скрючившись, кто сидел, удивленно хлопая глазами. “Еще бы, — подумал я, — было градусов под шестьдесят, крыша нагревалась безжалостно. А сейчас? Ну, градусов пятнадцать. Это не просто перепад, а еще и перепад за счет нагревшегося второго этажа.” Казалось, что сейчас минус пятнадцать. На самом деле не менее плюс пятнадцати. Я посчитал перепад и внутренне развеселился: “Так это же сорок градусов. Ничего себе климат!" Начало было весьма ободряющее. На жену было жалко смотреть, тем более, что я понимал: ей все равно придется через какое-то время уйти в гарем.

Кстати, гарем — это не там, где живут жены, а там, где живут все женщины — женская половина.

Андреевич потянулся и тоже сел.

— Интересно, — сказал он, — наш Федор еще жив?

Спонсор, свернувшись в морской узел, спал, громко сопя. Очки скатились с его буйной головушки и, ненужные в этот трагический момент, лежали рядом. Зная элементарные законы медицины и степени развития тела Федора, я понял, что нам с Андреевичем придется разгибать его силой и приводить в чувство. Так и случилось. В дверь постучали.

— Войдите, — предложил Андреевич.

Дверь скрипнула, и на пороге появился с замызганной мордашкой, в белой тюбетейке, обшитой золотом, маленький китайчонок. Сразу стало понятно, что эту тюбетейку он одел в связи с торжественным случаем, хотя и забыл вытереть нос. Его ведь послали будить вновь прибывших. Он что-то прошепелявил и со смехом убежал, грюкая босыми пятками по деревянным ступенькам. Я вопросительно посмотрел на Андреевича.

— По-моему, чай предложили пить, — сказал он.

— Неплохо бы, — простонал Федор.

Все, слегка сгорбившись, начали спускаться вниз по лестнице. Вид двора поразил: яркий фонарь выхватывал из темноты два длинных стола, на которых была расставлена еда. Рядом человек тридцать черноволосых, с непривычными лицами людей.

— Что это? — шепотом спросил я у Андреевича.

— Да вот, родственники пришли посмотреть, кто приехал.

Сердце упало вниз, гулко ударив по пяткам. Внизу ждали мужчины, в нескольких метрах от них скромно стояла стайка женщин. “Вот это смотрины! — подумал я. — Хоть бы пережить.”

— Следите за мной, — шепнул Андреевич. — Ориентируемся на месте.

Когда мы спустились, из толпы мужчин отделился человек. Он слегка поклонился Андреевичу, Андреевич похлопал его по плечу, а тот двумя руками пожал его руку. Я понял, что это должен быть самый главный в доме, а значит, старший сын. Было непонятно одно: сколько же лет Фу Шину и как он ухитрился обзавестись огромной семьей и таким количеством друзей? Впрочем, успокаивал я себя, объяснения еще впереди. Старший сын каждому из нас пожал руку, даже моей жене, очевидно, причисляя ее к совсем другому типу женщин. Он все время повторял два слова: “салям” и “Рашид”, из чего я легко понял, что “салям” — это здравствуйте, а Рашид — имя.