Приятели - страница 10

Таким образом через минуту он оказался перенесенным к пюпитру, путем левитации. Он тщательно разложил лист белой бумаги, прикрепил углы четырьмя кнопками, извлек хвост Артюра из чернильницы и положил его на лист.

— Еще немного терпения, господа. Вы, г. Бенэн, благоволите ясно формулировать ваш вопрос.

— Хм, вот. Мы хотим отомстить.

— Хорошо. А кому?

— Амберу и Иссуару.

— Как вы говорите?

— Амберу и Иссуару. Это две подпрефектуры… Это дело личное. Мы просто хотим узнать, каким способом нам лучше всего отомстить.

— Хорошо. Артюр, я жду.

Под действием таинственной силы Артюр зашевелился. Кончик его хвоста, липкий от чернил, поерзал одну секунду по поверхности бумаги.

Затем Артюр перестал подавать признаки жизни.

Сомнамбул приподнял хвост Артюра и опустил его в стаканчик.

— Вы можете двигаться, господа. Операция кончена!

Он посыпал лист щепотью талька, открепил его и принялся внимательно разглядывать пачкотню, произведенную хвостом Артюра.

— Вот, господа, что я читаю.

И он почесал вокруг бороденки.

Сомнамбул сжал губы, нахмурил брови, надул шею, как индюк, и выпятил грудь. Он глядел на Юшона сквозь монокль, а Юшон глядел на него сквозь очки. Бенэн, засунув правую руку под пиджак, почесывал ключицу. От соприкосновения с тайной нос Омера побледнел. У Лесюера глаза блестели и бегали, ноздри раздулись, как у пуделя, который ждет, чтобы упал кусок сахара. Брудье силился придать своему лицу выражение пресыщенное и насмешливое. Ламандэн настолько напоминал плод, что стал, наконец, похож на грушу. Внешность Мартэна не представляла ничего исключительного.

— Сколько мы вам должны? — сказал Бенэн.

— Я лично не желаю никакого вознаграждения.

Он помолчал; приятели радостно улыбнулись.

— Самое большее, я просил бы о возмещении части расходов, вызванных операцией. Я не считаю керосина в лампе…

Приятели поклонились.

— …Китайской туши…

Приятели поблагодарили, кивая головой.

— …Листа бумаги…

Приятели сделали вид, что возражают.

— Но мне трудно принять всецело на свой счет склянку Памирского вина, высшего качества.

— Еще бы!

— Это вино теперь уже непригодно для ритуальных целей. А пить его я не могу. Доктора велели мне пить Виши.

Приятели снова поклонились.

— Бутылка — я, кажется, уже говорил вам — обходится мне в десять рупий, на месте. А индийская рупия стоит, по теперешнему курсу, если не ошибаюсь, два франка пятьдесят семь. Я не буду считать доставку.

Он умолк. Приятели обнаруживали некоторое беспокойство. Бенэн достал кошелек и спросил:

— Итак… если я вас правильно понял… это будет десять рупий… по два франка пятьдесят семь?

— Вы меня поняли совершенно правильно…

— То есть, это составит… двадцать пять франков семьдесят?

— Совершенно верно!

Вздох пронесся от уст к устам.

Бенэн положил на ладонь сомнамбула монету в двадцать франков, потом монету в пять франков. Он стал искать мелочь.

— Оставим сантимы! — сказал сомнамбул.

Приятели очутились на дворе, причем никто из них не помнил, как он вышел.

Волнения сверхъестественного порядка, которыми они были обязаны сомнамбулу, как бы попридержали опьянение у них над головами и отсрочили его падение. Но вот оно навалилось всей своей тяжестью.

Каждому казалось, что он один, в области, полной светящегося тумана. Какое-то мурлыканье широко кружило вокруг его тела. И он чувствовал, как из недр его самого словно встает просторный и полый вопль.

У Бенэна был медный будильник, щекастый, как ангел, и трехногий, как котел.

Однажды вечером он его завел, на ход и на бой, поставил стрелку будильника на четверть четвертого и, приложив ухо к циферблату, удостоверился, что утроба у этого зверя в порядке.

Затем он выпил чашку ромашки, чтобы облегчить пищеварение, которому мог помешать ранний сон.

Потом забрался в постель.

Едва он задул свечу и обследовал ногой отдаленные области своего ложа, как подумал:

«Не ошибся ли я? Брудье пишет: 9 августа, в четыре часа утра… Сегодня восьмое… Я перечел его письмо перед обедом… Оно еще лежит на углу стола. Было бы идиотством подняться завтра, если… Что мне мешает встать и проверить?»