Приземленный Ад, или Вам привет от Сатаны - страница 50
Владимир Иванович глядел и не верил: точь в точь — земная приемная, где он бывал почти ежедневно.
Но еще больше изумила фантаста секретарша!
Ошибиться он никак не мог. Тот же томно-блуждающий взор, холеные наманикюренные лапки, та же прическа «Взрыв на макаронной фабрике». И хотя остро отточенные, миниатюрные рожки колоритно оттеняли внешность девицы, в остальном она ничуть не изменилась.
Владимир Иванович, повторно — бывают же совпадения — внимательно поглядел на секретаря-машинистку ректора Мафии.
Она, точно она!
История их знакомства не имела к Мафии совершенно никакого отношения, а если и имела, то чисто ассоциативно по земной территориальной принадлежности: встреча произошла неподалеку от… Министерства легкой промышленности.
И накатило прошлое…
В то время начинающий прозаик Ахенэев, сотрудник лит. консультации на ул. Воровского, беспечно шагал по блестящему, призывно расцвеченному огнями Калининскому проспекту столицы.
Выдался свободный денек и Владимир Иванович решил отвлечься от бумаготворчества, посвятить себя отдыху.
Стоял июль. Великолепный загар ножек, плеч, рук девушек, просвечивающий через ткань марлевок, притягивал, манил. А из распахнутых дверей «Валдая», «Печоры» и «Бирюсы» аппетитно пахло жареным-пареным. Да и вокруг «Метелицы» плотным заслоном толпились юнцы — любители напитков, мороженого и брейк-данса.
Ахенэев продефилировал до заведения под огромным глобусом и, едва собрался повернуть к ресторану «Арбат», как именно в этот момент в его жизнь, в мысли о съестном, вторглась мяконькая лапка.
Лапка беззастенчиво протиснулась под мужской локоть и обрела плоть легкомысленной девицы, одетой в наряд с глубокими вырезами не только спереди, но и сзади и с боков. Дива хлопнула длиннющими натушеванными ресницами и на ломаном английском прощебетала:
— Ай'м сори, сэр! Гуд ивнинг, сэр! Ай вери вонт дринкинг ин ту зэ этиз ресторанз ту ю[33].
И, оглянувшись по сторонам, с придыханием прибавила.
— Ай мэйк ю лав![34] — Она вцепилась в руку Владимира Ивановича, привстала на носки и, обдав запахом «Шанели», проворковала на ухо:
— Мени, мени лав! Андестенд[35]?
Ошарашенный Ахенэев натружено закопался в памяти, пытаясь перевести сказанное иностранкой, но, кроме общеизвестного. — Андестенд? — Понимаете? — ничего путного не вспомнил и, тупо улыбаясь, закивал головой.
— Мени лав! — Повторила незнакомка, и перейдя на чистый русский язык, вымолвила с очаровательной улыбкой.
— Ну и лопух!..
— Чте, чте? — Настроившись на иностранный лад, обескуражено спросил Владимир Иванович.
— Да ни чте! Отстегивай сто гринов и — все дела. Долларс, долларс, андестенд?
— Да нет у меня такой валюты, девушка!
Красотка сразу потухла и отступила от Ахенэева.
— Вот невезуха… — И, со слабой надеждой. — А может у тебя бундеса[36] или лиры есть?
— Нет… Только рубли…
Дева внезапно разозлилась.
— Да иди ты…, со своими рублями. Я ими могу с ног до головы обклеить…
И, увидев выходящего из «Мерседеса» респектабельного клиента, стремительно подлетела к нему.
— Эскьюз ми, сэр! — Донеслось до Владимира Ивановича.
— Ректор сегодня не принимает. Совещание. Андестэнд? — заявила девица и, не обращая внимания на посетителей, принялась лакировать ногти.
Ахенэев вышел из оцепенения: «Кровавая Мэри», ранее оскорбленное достоинство — все это сжалось в тугую пружину ненависти и решимости.
Ретивое взыграло, пружина лопнула и фантаст, рванув от избытка энергии воротник рубашки, ломанулся к резной двери ректора.
Не ожидавшая натиска, секретарша, как укушенная, скрылась под столом.
В кабинете действительно шло совещание.
— Ба! Старые знакомые! — Яша несколько раз полыхнул фотовспышкой.
Лица на самом деле оказались знакомыми. За исключением одного. Закинув ноги в кроссовках на полированный стол, в глубоком кожаном кресле восседал пышущий здоровьем, ни от мира сего, ангел. Из всех совещавшихся только он не проявил беспокойства и продолжал, как ни в чем не бывало, потягивать коричневую с золотой каемкой, сигарету.
На ректора, грызуна-распорядителя и седобородого, визит нежелательных гостей произвел впечатление отвалившегося потолка.