Приземленный Ад, или Вам привет от Сатаны - страница 51

— Я же говорил, босс, что-то нечисто… — Черт еще раз озарил разбитых параличем вспышкой, затем покопался в кофре и, достав какой-то бланк, помахал им перед носом постепенно приходящего в себя ректора.

— Приступим!

— Что это? — Спросил у Якова Ахенэев.

— Ничего особенного. Санкция на обыск. С такими высокопоставленными грешниками приходится соблюдать все формальности. Иначе не прошибешь — бюрократы…

В одежде, отливающей всеми спектрами света, не похожий на ангела ангел отщелкнул окурок в угол и, сбросив кроссовки со стола, процедил:

— Я протестую против обыска. С ними можете делать все, что заблагорассудится, а я — персона неприкосновенная. Дипломат. Прибыл с Альдебарана. Требую связаться с консулом. Вот мои документы.

Залетный протянул Якову продолговатую книжечку в белой обложке. Ознакомившись с удостоверением, черт досадно сплюнул.

— Точно, дипломат. Но где-то я эту рожу видел. Вот, только не припомню, где…

Фантаст не знал цели обыска, но по Яшиному настрою понял — если ангел ускользнет, операция не выгорит.

— Ну-ка ты, павлин заморский! — Ахенэев набросился на опешившего представителя галактического рая. — Выворачивай карманы, не то хуже будет. Мне на твой статус начхать, я тоже нездешний! Чего вылупился, сейчас все перья пообщипаю!..

Ангел волчком закрутился на месте, не зная, что предпринять.

— Консула вызывайте! — Не совладав с эмоциями, на этот раз истошно завопил он, инстинктивно схватившись рукой за левый, заметно оттопырившийся карман.

— Я тебе такого косула выпишу, лещем называется… Вот моя верительная грамота, — и разбушевавшийся фантаст засветил ангелу по нимбу «Кодаком». — Выворачивай карманы, кому говорят… — Персону твою нон грату мять нехай[37]…

Децибелы гнули, стебали и подковывали Владимира Ивановича с Яковом, точно обезумевший тайфун.

— А-а-а… — Не соображая, что вытворяет, Ахенэев дергался как паяц, в такт с соседями.

— У-у-у… — Черт исступленно вращал над головой пращой — фотоаппаратом.

Переход от инцидента в кабинете ректора к групповому помешательству был настолько неожидан, что Владимир Иванович и Яков просто не могли прийти в себя. Мозги оказались неприспособленными к подобным перегрузкам. Принятая извилинами — информация заставила тут же отреагировать и путешественники замандражировали, пополнив своим присутствием ряды бряцающих цепями, шипами и прочими дешевыми металлоизделиями меломанов. Прикованные к пульсирующему ритму, словно к невидимому компрессору, они вгрызались пятками и копытами в землю не хуже отбойных молотков.

Изредка до перекошенного сознания доходили слова и тонули в бушующем потоке мегаватт.

— Бэби!! Май литл вумен… Ай крейзи мен… Ю-ю-ю! Ю-ю-ю! Ви а зе бест бенд… Ы-ы-ы! Ой-е-ей!

Неизвестно, до каких уголков Яшиного подсознания докатились волны этой истерии, но то, что черт стал вытворять в дальнейшем, понемногу привело Владимира Ивановича в себя.

— И-го-го, — зычно заржал Яков и ретиво забил копытом. Наступила минутная пауза, но черт, по запарке кроша землю, продолжал окапываться.

Тишина царила недолго: свист и овации заполнили вакуум.

Яков зарылся по пояс и, окончательно выложившись, перестал ржать, ошампуренно заводил по сторонам мордой.

Владимир Иванович тоже шугануто озирался, не понимая, где находится и что с ним произошло.

Прямо перед фантастом, за гривастыми, гребнястыми головами соседей находилась сцена с подиумом, загроможденная многоэтажной аппаратурой.

— Яшенька, родной, уж не в секту ли трясунов угораздили? — Обретя голос склонился Владимир Иванович к черту. И, в тот же момент почувствовал тягучую боль в нижней половине туловища, сходную, разве что, с катанием на «эскалаторе».

— Но-но! Ты, плешивый, полегче! Выбирай выражения, а то живо лишишься привилегии… — Стоявший слева от Ахенэева хромированный и анодированный волосатик довольно выразительно потрясывал на ошипованной ладони велосипедную цепь. В другой руке извивался чей-то хвост.

Правый сосед — обладатель высокого гребня на полубритой голове, вступился за Владимира Ивановича. Вероятно, Ахенэев чем-то ему импонировал.

— Закрой хлеборезку, ты, вторчермет ходячий!