Призрак замка Сирвуаз - страница 6
Благодаря какому тайному предчувствию герцог выбрал строгое одеяние Императора? Знал ли он, сколь хорошо его величественная осанка сочетается с темным испанским бархатом? Осознавал ли в полной мере, сколь ужасная ему выпала честь — быть точной копией сумасшедшего короля?
Он подходил ко мне, величественный в своих роскошных одеждах: точеные, веретенообразные ноги, широкие рукава, на голове — украшенный пером ток, восковидная рука — на навершии меча.
— Вы только взгляните! — промолвил он, указывая кивком на дверь.
Обернувшись, я увидел двух сказочных принцесс, которые спускались по лестнице, занимая кучу места со своими огромными воротничками, полными бедрами и фижмами, раздувавшими пышные юбки.
— Герцогиня д’Этамп и Маргарита Наваррская!
То были г-жа де Суси и г-жа де Кастьевр. Я даже не успел их поприветствовать. На верхних ступенях лестницы возникла новая пара: Максимилиан Австрийский, галантно ведший за руку весьма выдающихся достоинств Прекрасную Ферроньеру. Гости прибывали. Отойдя в сторонку, я любовался великолепием этого театрального дефиле, где шик сеньоров соответствовал элегантности дам, где Донны Соль вперемешку с Клеманс Изорами сопровождали Эрнани и Гастонов де Фуа. Я насчитал трех дожей, целую группу более или менее похожих Карлов V и с дюжину Трибуле, один из которых, трубя в рог, вел на поводке парочку борзых. Костюмы сверкали ослепительными красками. Многие из приглашенных просто-напросто воспроизвели их по портретам предков.
Они носили свои наряды с поразительной непринужденностью, двигаясь, поворачиваясь, щеголяя в них столь искусно, в ритме виол, ребеков и гнусавых лютней, что все это представление казалось мне чудесным сном.
Настоящую сенсацию произвело появление короля Генриха VIII по прозвищу Синяя Борода, приехавшего на бал в сопровождении шести своих жен. Собравшиеся не сразу — и с немалым изумлением — признали в них некоего тучного капитана кирасиров и представительниц женской части его семьи. Но капитан принес с собой досадную новость: г-н де Рокруа, который дежурил по своему эскадрону, не сумел замениться (к тому же в казармах случилось какое-то происшествие) и потому задерживался. В записке, адресованной товарищу, он просил извиниться за него перед всеми и умолял начинать без него.
При этом объявлении г-жа де Суси впала в уныние, а г-н де Кастьевр помрачнел: теперь вести танцы предстояло ему!
— Я ведь совсем не готовился… — пробормотал он.
Однако же, мужественно приняв неудачу, он отдал такое любезное и старомодное распоряжение:
— По местам, господа, танцы начинаются!
Под очаровательную старинную музыку собравшиеся протанцевали несколько па, преисполненных грациозности и торжественности. Когда же пробило полночь, и герцог исчерпал все свои хореографические познания, он решил все же дождаться г-на де Рокруа, в связи с чем, чтобы убить время, с потрясающим воодушевлением принялся рассказывать нам забавные истории о находившихся в зале доспехах и их покойных владельцах. Наш Карл V поведал нам о любовных похождениях адмирала Бонниве, приключениях де ла Тремуя, небольшой интрижке Байяра в Брешии, после чего вдруг, увлеченный уж и не знаю каким демоном буффонады, подошел к конной фигуре короля Франции и совершенно неожиданно заговорил с ней на старофранцузском. Этот его сверкавший остроумием, блиставший эрудицией монолог имел успех долго готовившейся интермедии. Тем не менее я знал, что все это — не более чем экспромт, и с тревогой отмечал то ненормальное возбуждение, которое обычно проистекает из боязни увидеть, как праздность сменяется скукой.
Я даже не попытался вмешаться. Аплодисменты заряжали импровизатора все новой и новой пылкостью, и, рисуясь, он говорил доспехам Франциска I:
— О любезный король, мой славный кузен, знал бы ты, как зело я сожалею, что вынужден — увы! — держать тебя здесь в заточении, тебя, который так любил кутежи и пирушки! Тебя, который столь часто находил усладу в танцах и прочих жеманствах! Твое августейшее величество, чей громкий смех походил на смех Гаргантюа…
Герцог де Кастьевр резко умолк. Толпившиеся вокруг него гости инстинктивно, в суматошном порыве, отпрянули. Случилось нечто необычайное. Доспехи, к которым были обращены эти слова, вдруг вскинули пику и, подняв обе руки, разразились немым смехом. За прорезью в шлеме угадывалась насмешливая улыбка. Грозный всадник вдруг весь заходил ходуном, ужасно бряцая железом в этой своей молчаливой веселости.