Процент человечности - страница 9

— Быстро спать!

— Пошли, порисуем, — тихо сказала Фанни на ухо Элив. Элив подняла уши и завиляла хвостиком.

— Пошли, — шепнула она в радостном предвкушении.

Они юркнули за шкаф в игровой комнате.

— Смотри. Кружоооок. А потом — па-лоч-ки… — сосредоточенно шептала Фанни.

— Дай попробую… Кружоооочек… А потом — па-лоч-ки! Я могу еще облачко нарисовать, — Элив закусила губу от старания. Ее рыжий пушистый хвост ударял в такт каждому движению руки.

— Не похоже. Какая-то краказября, — фыркнула Фанни. — Дай ручку. Я нарисую… Что бы такое нарисовать?

Фанни опять чесала свои висячие уши. Они снова болели. Если бы была Ханя, она бы закапала в них лекарство и засунула ватку. А потом они бы были почти здоровыми. Но Хани не было. И без Хани было очень плохо.

— А вот… — начала Фанни, и тут на разрисованные обои упала большая тень. Элив обернулась и увидела Толстуху. Она стояла прямо над ними. Элив испугалась так, что непроизвольно заскулила, поджав хвост и прижав уши. Фанни просто широко-широко раскрыла глаза и выронила ручку. За Толстухой стояла Мася. Она показывала лапкой на испуганных маленьких художников. Мася дернула Толстуху за юбку, сделала лапки лодочкой и жалобно проскулила:

— Фета… Фета…

— Молодец, Мася, — погладила ее Толстуха. — А я-то думала, чего ты меня тащишь сюда. А тут оказывается…

— Фета… — настойчиво требовала Мася.

— Возьми, — Толстуха достала из кармана цветной фантик.

Мася схватила его и показала застывшим Фанни и Элив.

— Фета… Мя фета… — а потом развернула и быстро съела.

Элив почему-то подумала, что нужно было бы ее пососать и снова положить в фантик. А потом, когда плохо, можно пососать еще. Так конфетку можно есть много дней…

— Ах вы, мерзавки! — Толстуха схватила Элив и Фанни за волосы и вытащила из убежища.

Фанни успела укусить ее за руку.

— Ах ты, мразь нечеловеческая, — Толстуха схватила Фанни за больное ухо, и ребенок пронзительно закричал. Толстуха упивалась, дергая бедное ухо во все стороны.

Элив хотела вмешаться, но знала, что тогда достанется еще и ей. Ее тоже больно накажут. Ее и так накажут, но если вмешается, то накажут сильнее. Фанни тем временем яростно вырывалась, а Толстуха впивалась ногтями ей в лицо. Девочка царапалась и пыталась укусить, тогда Толстуха стала бить Фанни ногами. Ребенок уже не вырывался, а просто хрипел. Когда Толстуха закончила, Фанни просто лежала на ковре, свернувшись клубочком, прижимая руки к животу. Толстуха толкнула ребенка ногой. Фанни не шелохнулась. Глаза ее были почему-то открыты. Толстуха нагнулась и стала зачем-то трогать ее шею. А потом спешно отдернула руку.

— А с тобой, выродок, я еще поговорю. Будешь сидеть в подвале не два часа, а четыре. И никакого телевизора. Ты меня слышишь!

Толстуха схватила Элив за руку и поволокла в подвал. Напоследок Элив увидела, как изо рта Фанни на ковер вытекает кровь… Она вспомнила, как когда-то порезала руку и как они с Фанни по очереди зализывали рану. Кровь была соленая и невкусная, но рана зажила быстро.

— Сиди, скотина, тут. И не думай о ящике. Я его убрала. Думаешь, я не знаю, как вы ловко придумали на него залазить, — дверь закрылась, и Элив оказалась в кромешной темноте. Вокруг послышались шорохи, и ребенок со всех сил забарабанил в дверь. Шорохи приближались, и Элив уже почувствовала пушистые прикосновения к своим ногам. Она заплакала и еще сильнее стала биться об дверь. Крысы уже царапали ей ноги. Главное — не упасть. Так говорила Фанни. Если упадешь, они тебя съедят. Выгрызут глаза, как у одного мальчика. Или съедят палец, как у кого-то из новеньких. Главное — двигаться. И Элив пошла по ступенькам вниз, в надежде найти еще один ящик. Она шла по грязному полу, в темноте. Она видела лишь смутные очертания предметов. Вокруг стояли какие-то коробки. Но коробки были картонные и громко шуршали, поэтому трогать их было страшно. Она долго брела в темноте, периодически наступая на что-то живое и пушистое. Живое выворачивалось и визжало. И тут, в затхлости помещения, она почувствовала свежий ветерок. Когда-то их выводили на прогулку, а теперь почти не выводят, но Элив помнит этот запах. Она подошла к стене и увидела какую-то деревяшку. Она схватила ее двумя руками и потянула на себя. Деревяшка упала, больно ударив по ноге… Элив прыгала и плакала. А потом, всхлипывая, посмотрела на стену. В стене была дырка. Небольшая, пролезть было можно. И оттуда дул ветерок. Можно было подождать, когда откроют дверь, а потом вести себя хорошо. Тогда снова разрешать смотреть телевизор. А может, телевизор ей не разрешат смотреть никогда-никогда. Крысы уже кусали ее голые ноги, и Элив решила, что дырка в стене станет ее спасением от их острых зубов.