Продолжение легенды - страница 9

Новичок дичился недолго, четверо обитателей небольшой комнаты на втором этаже, разные по своей подготовке и происхождению, скоро подружились. Особенно ему нравился Майкл Стивенс. Он был на год моложе, принадлежал к одному из самых богатых семейств города, но одевался и держал себя просто. Добрый мальчик был всегда невозмутим, доверчив и очень терпелив в отличие от нервного, вспыльчивого Дэниела Полонски. Бедный эмигрант из Польши недавно потерял мать, часто плакал, и мальчики жалели его, забывая, что у Джека Харрисона тоже нет никого, но тот не унывал. Отец его женился сразу после смерти жены, мачеха не захотела видеть пасынка в доме и отправила его в пансион. Здесь он и жил круглый год, пользуясь тем, что владелец пансиона когда-то учился вместе с его отцом. Раз в месяц посыльный приносил ему деньги из банка, Джек обряжался во взрослый костюм и отправлялся в заведение на набережной. Прогуляв деньги, он успокаивался и уверял товарищей, что через пару лет они сами начнут его упрашивать взять с собой к мадам Зизи. Джек был пятью годами старше сотоварищей, менее всех интересовался учебой и норовил их пристрастить к спиртному, картам и девочкам, особенно Батлера, который выглядел на все пятнадцать: высокий, сильный, покрытый темным загаром, который не сходил даже зимой. Летом он работал на плантациях. Уже взрослые девушки засматривались на рослого, плечистого юношу, а самые смелые из них выказывали и более откровенные желания. Но грубые удовольствия, о которых рассказывал Джек, оставивший свою невинность в соответствующем заведении, представлялись ему нестерпимо гадкими… Ретт хорошо усвоил уроки матери и попытался передать их Харрисону.

– Однажды ты встретишь лучшую на свете девочку, свою единственную, которая будет прекрасна как принцесса, но из-за твоих Зизи, она не захочет подарить тебе свой поцелуй, красивый и нежный, как лепесток розы.

– Батлер, святая невинность, да ты у нас поэт! – долго смеялся товарищ, но больше его никуда не звал.

Ретт учился легко, быстро схватывая суть вещей при хорошей памяти и удивительной для его возраста наблюдательности. Ему нравился правильный английский язык, латинский и французский, но больше привлекала математика и география, а самыми успешными были для него атлетические занятия. Физической подготовке в школе уделяли большое внимание. Ему не было равных в плавании, рукопашных схватках, да и в умственных упражнениях он был в числе лучших.

Лето перед окончанием школы друзья хотели провести вместе. Майклу отец давал шхуну, и он пригласил всех в путешествие. Дэну и Джеку все равно податься было некуда, а вот Ретта отец не отпустил.

– Может мне с тобой поехать? – предложил Джек, – увеличим поголовье рабов твоему отцу.

– Ну, кто о чем! Поехали, если не заскучаешь среди болот. Там ведь никаких развлечений, если только на рыбалку выберемся.

– У вас, говорят, соседка очень подходящая.

– Ты о ком?

– О нашей даме-патронессе, леди Чайзвик. Какая женщина, какое великолепное тело! Куда девочкам с набережной до неё!

– Так она же старая! – изумился Ретт.

– А ты думаешь в заведении все молодые? Элоиза всего на четыре года старше меня, зато умная и богатая. Мы бы с ней отлично поладили: я дарил бы ей молодость, а она крепко держала бы меня в руках. Да, ладно, уговорил, поеду с ребятами, погуляю еще.

Ретт уже укладывал вещи, как вдруг отец позвал его в кабинет и, глядя в окно, произнес:

– Леди Чайзвик просила, чтобы это лето ты поработал у неё.

– Я не раб, и не наемный работник, – начал Ретт, но взглянув на отца, замолчал.

Уже в пять лет он знал, что отец его не любит, и всегда прятался под стол, когда тот заходил в детскую. В двенадцать лет сын не прятался и часто получал хлыстом за своеволие. Теперь его не пугала ярость мистера Фицджеральда, он был выше него ростом и намного сильнее, но совсем не хотел ссорами огорчать мать и очень боялся, что ему запретят видеться с малышкой Розмари.

– Отвезешь это письмо и выяснишь, в чем она нуждается, – холодно приказал Батлер-старший, считая разговор оконченным.

– Как скажете, сэр! – произнес юноша, взял конверт и удалился.