Продолжение следует... - страница 15
Вот так, наверно, она отскакивала от полковника Некрасова.
...Подъезжаем к «тигру». На броне — жёлтая, оскалившаяся морда зверя. И поднятая для удара лапа. Пониже морды зияет широкая дыра. Около гусеницы лежит большой кусок брони толщиной с кулак.
Какой-то пехотинец суёт в дыру руку.
— Ребята, тут шоколад есть!
Полковник сердится:
— Шоколадки ему захотелось! Клади шоколад в карман и — вперёд! Лопатку не забудь. Окапывайся, гренадер!
Смотрит из-за танка на деревню. По броне звякают несколько пулемётных очередей.
— Лейтенант, помчали вон к тому отдельному домику! Сядем на крышу, будем громить правую окраину. Это оттуда по пехоте бьют.
Виллис едет по кукурузе, оказывается на дороге.
И вдруг, как по команде, перестрелка затихает, наступает тишина.
Причина её быстро становится понятной: в небе «юнкерсы». Три десятка серебристых крестиков летят высоко, приближаются к нам. Проходят над нами. Это плохо. Если бы развернулись, значит, не по нашу душу прилетели. Прошли мимо — могут вернуться. И они возвращаются. Медленно, не нарушая строя, делают разворот. Минута, две, три... И начинается землетрясение.
Бомбовые разрывы ползут по земле, как огонь по бикфордову шнуру. С крыши нашего домика летит черепица.
Некоторое время всё поле затянуто чёрным дымом, по-декабрьски темно. Потом ветер сносит чёрное облако, проясняется, и мы видим, как горит тот «тигр», около которого мы только что были. Добили зверя бомбой.
Соединяюсь по рации с дивизионом. Прошу огня на правую окраину Александрталя.
Первые же разрывы ложатся хорошо. Следующие надо только чуть подправить. Но молчавшая до сих пор немецкая батарея начинает бить по нашему домику.
С крыши снова летит черепица. Остаются голые стропила да прибитые к ним планки.
Успеваю крикнуть в трубку несколько слов. Дальше уже ни меня дивизион не услышит, ни я его.
Молодец шофёр: успел отъехать от домика в сторону и поставить машину в воронку от бомбы.
Бежим и падаем. Когда достигаем воронки, в которой укрыт виллис, оглядываемся назад: нашего домика уже нет.
Но мы своё дело сделали. Огневые точки на правом фланге молчат. Дивизион ведёт дуэль с немецкой батареей. Пехота занимает Александрталь.
Дорого досталась нам красночерепичная деревня. Но это ещё не вся её цена...
К вечеру мы с командиром дивизиона сидим в штабе, в километре с небольшим от Александрталя, обсуждаем события дня. Я рассказываю о Чапае. «Стой, пехота, ложись!» Цель, с какой он приезжал к нам, неизвестна. Возможно, лично хотел ознакомиться с обстановкой, но обстоятельства сложились так, что он вмешался в бой.
Командир дивизиона чертит карандашом на карте линию передовой.
— Она, как докладывают, проходит вот здесь. За деревней. Метрах в шестистах. Положение стабилизировалось, видимо, до утра.
Но в это время до нас доносится шум перестрелки. Сначала стрекочут автоматы, потом пулемёты, слышны разрывы гранат.
Нет, стрельба не за деревней — в самой деревне. Неужели они перешли в контрнаступление? Тогда почему же молчит артиллерия? Ведь в Александртале стоят сорокапятки и наша батарея старшего лейтенанта Красова — два орудия... Послана на прямую наводку по распоряжению сверху.
— Красова к телефону! — торопливо говорит дежурному связисту командир дивизиона.
— С Красовым связи нет. Только что наладилась и оборвалась.
Мы бросаемся к скирде соломы, залезаем наверх и в начинающих сгущаться сумерках видим, как мчатся в нашу сторону сорокапятки, повозки, автомашины. Отступление, бегство.
А «девятка»? Ничего не понятно в этой обстановке.
— Берите радиста, разведчиков и идите к деревне, — говорит мне командир дивизиона. — Радируйте обстановку.
Нет, не кончится этот душный осенний день!
Слышу, впереди тарахтят трактора. Наши! Их должно быть три.
Но вижу только два. Один тянет орудие, другой — прицеп со снарядами.
Едут не по дороге, по кукурузе. По обе стороны тракторов бегут, пригнувшись, бойцы.
Чуть в стороне от нас поёт пулемётная очередь, посланная из деревни.
— Что там?
— Немцы.
— Где Красов?
— На прицепе. Раненый.
— А второе орудие?
— У них... Не отбили.
Произошло просто невероятное. Уходя из Александрталя, гитлеровцы оставили в подвалах, в бункерах и на чердаках своих автоматчиков.