Прогнать чертей - страница 5

В принципе, церковная позиция была вполне осмысленной и дальновидной. Если кровопролития не случилось бы, Церковь получила бы право говорить о себе как о силе, «остановившей кровавую бойню», или даже сразу — «гражданскую войну». Это сделало бы Церковь полноправным и легитимным участником большой российской политики. Однако, поставив не на тот сценарий, РПЦ проиграла бы всё нажитое было добро. Поэтому, когда уже стало ясно, что мирный процесс срывается, была предпринята последняя отчаянная попытка вернуть события в русло «умиротворения страстей»: 3 октября, после крёстного хода, Алексий II пообещал анафему «первому, кто прольёт кровь». (Споры о том, на ком же теперь лежит пресловутая анафема, не прекращаются и по сей день, хотя ведутся и не слишком интенсивно: всем ясно, что это «не очень серьёзно».)

Зато сервильное поведение Церкви после случившегося было не слишком дальновидным. Здесь советская выучка неожиданно подвела опытнейшего Алексия: следовало бы иметь в виду, что самые неприятные эмоции у победителей вызывают не побеждённые и не союзники побеждённых (напротив, последние иногда неожиданно выигрывают, особенно если положение победителя непрочно и ему позарез нужно спокойствие), а те, кто мешался и путался под ногами.

В известной русской сказке лиса, уже спасшаяся от охотников, репрессировала на собственный хвост, который цеплялся за репьи и мешал ей бежать. Так и здесь: ельцинские, несмотря на подчёркнутую лояльность Патриарха, навсегда зачислили его в категорию тех, кто мешал, чего-то вякал и «таскал нас на переговоры с этой сволотой». Это имело предсказуемые последствия. С этих самых пор программа «православного возрождения Руси» (находившаяся на рассмотрении верхов примерно с 89 года как один из возможных сценариев окучивания местного охлоса) была снята с повестки дня. Церковь, конечно, не лишили никаких «земных сокровищ» — но всякие, даже декоративные, попытки отклониться от генеральной линии — без чего было бы невозможно обойтись при сколько-нибудь реалистичном сценарии «возрождения» — были жёстко пресечены. «При царе Борисе» Патриарха выпускали, когда надо было сказать «дорогим россиянам» что-нибудь нейтральненькое.

Отсутствие внятных позитивных символов (я уже не говорю о «позитивной программе») с лихвой восполнялось ясно выраженным негативом. Люди, шедшие к Белому Дому, шли туда с одним намерением — свергнуть власть Ельцина, «чертей прогнать», как выразился пожилой мужик, вёзший меня к Белому Дому.

Под «Ельциным», разумеется, понимался не только конкретный Борис Николаевич, но ЭТО ВСЁ — то есть тот режим, который установился после 1991 года.

Это вовсе не означало, что кому-то нравился Горбачёв или Брежнев. Речь шла только о том, чтобы прекратить ЭТО. Что такое «Это», никто толком не понимал — точнее, разных мнений на этот счёт было немало, но все понимали, что «тут уж не до теорий».

Теоретики, впрочем, тоже находились. Чтобы не ходить далеко: я сам отправился на место событий с дискетой, на которой была моя статья «Россияне и русские» — с полным и исчерпывающим, как мне тогда представлялось, объяснением происходящего, и двумя распечатками того же текста — заинтересованным, для экстренного ознакомления.

Разумеется, не на месте: я был тогда уверен, что Белый Дом будет стёрт в пыль, или уж, во всяком случае, взят — а всех, кого там найдут, убьют. Я, однако, рассчитывал, что удастся уйти коммуникациями, «а вот там дальше посмотрим». Потом те, кто там был (я опоздал примерно часа на полтора), объяснили мне, какая это была дурь. Но что поделать — я и сейчас думаю, что в некоторых важных вопросах лучше быть правым, чем умным. Особенно если понимать под умом то, что обычно подразумевают черти.

Тогдашние мои воззрения на происходящее не очень изменились. Я до сих пор считаю, что «по большому счёту» был прав — а потому и предлагаю дайджест той самой статьи.

Я тогда рассматривал события вокруг БД как очередной эпизод этнического конфликта, который, собственно, и определяет историю России последних столетий. Кому интересны подробности, может сходить по приведённой выше ссылке. Сейчас я не стал бы защищать изложенную в этом тексте точку зрения