Произвол - страница 31

Салюм был в отчаянии. Каждое слово бека жгло его гораздо сильнее, чем удар кнута.

Его мать узнала обо всем от Халиля и прямо с порога, босая, платок съехал с головы, бросилась навстречу сыну:

— Нет, нет!.. Зачем ты, Салюм, так опозорил нас? Как мог ты так поступить с Хамдой?

Казалось, мать потеряла разум. Она даже не почувствовала, что поранила ногу, споткнувшись о камень.

— Скажи мне, сын мой, — кричала женщина, — это правда?

— Даже ты, мать, поверила? — простонал Салюм. — Теперь остается только мне поверить. О аллах!

Он позвал Хамду. Обезумевшая от горя женщина лишь твердила:

— Ложь, все неправда…

— А ты, мать, ты теперь и Хамде стала матерью. Разве не ты входила к нам после брачной ночи? Разве не ты видела кровь? — с надеждой спросил Салюм.

— Клянусь аллахом, видела, сынок, видела собственными глазами.

— Как могла ты поверить беку?! — крикнул Салюм.

— Но все люди в деревне об этом толкуют! И жнецы тоже!

В тот же вечер бек поехал к начальнику станции. Его встретила жена начальника.

— Здравствуй, Рашад-бек, проходи. Ты словно солнцем озарил все вокруг.

— Добрый вечер. Я заметил свет в вашем доме и решил поприветствовать вас.

— Заходи, заходи. Чувствуй себя как дома. Все служащие благодарят тебя за богатые подарки. Прошу, хабиби[17].

Она говорила по-арабски с сильным акцентом, иногда путая слова. Бек спросил, где начальник.

— Занят отправкой телеграмм, — ответила она и, подняв телефонную трубку, сказала по-французски: — Алло, Жорж! Пришел Рашад-бек. Когда тебя ждать?

— О, Рашад-бек! — обрадовался начальник станции. — Пусть подождет. Через час я освобожусь. А ты пока приготовь ужин.

Указав рукой на кресло, хозяйка дома сказала:

— Садись, Рашад-бек, начальник будет через час.

«Вот и хорошо», — подумал бек, а вслух произнес:

— Я привез голубей.

— Отлично. Пусть твой сторож разожжет мангал.

— Эй, Икаб, разожги огонь! — закричал бек. — А когда разгорится, позовешь меня.

Бек вздохнул.

— Что с тобой? — спросила женщина. — Упустил какую-нибудь красотку? Но ведь у тебя их много.

— Ох, лучше не говори, — сказал бек. — Стоит мне увидеть тебя, как я забываю не только о других женщинах, но и обо всем на свете.

— Врешь ты все, хабиби.

Она рассмеялась и положила руки на плечи бека.

— Клянусь твоими прекрасными глазами! Красивей женщины, чем ты, я еще не видел.

— Неужто соскучился?

— Как ты можешь в этом сомневаться?

Обняв бека, она повела его в спальню.

Икаб долго не мог разжечь огонь. Руки его были перепачканы сажей.

— Эй, Икаб, ну как огонь? — крикнул бек.

— Все в порядке, мой господин, — ответил сторож.

А тем временем хозяйка приняла душ и стала хлопотать насчет ужина. Рашад-бек развалился в кресле и, подозвав хозяйку, поднял бокал с араком:

— Ты лучшая из всех женщин, с тобой никто не может сравниться.

— Ой, какой ты льстец! — услышал он в ответ. — Всем женщинам наверняка говоришь одно и то же. Расскажи-ка лучше, чем ты сейчас занимаешься.

— И не спрашивай, только и делаю, что защищаю интересы крестьян и их честь.

— Стоит ли тратить на это время? Пусть делают, что хотят. Тебе же спокойнее будет.

— Оставим этот разговор, — сказал бек. — Мы уже немного захмелели. Как красиво у тебя в доме!

— Да, хабиби. Будешь чувствовать себя усталым, приходи сюда, и я сделаю все для того, чтобы ты смог отдохнуть.

К приходу начальника станции ужин уже стоял на столе. Втроем они веселились до поздней ночи, болтая о всяких пустяках. Бек сказал, что пригласит цыган, и предложил провести один из вечеров у него в деревне. Решено было также позвать французского советника, подлинного хозяина всей округи. Бек вернулся домой к утренней молитве и проспал до полуденной. Затем он принял душ, пообедал и отправился на машине в западные деревни. По дороге бек заехал к хаджи.

Сторож, увидев машину Рашад-бека, стремглав бросился предупредить хаджи, который тут же поспешил навстречу своему господину.

— Добро пожаловать, дорогой бек. Добро пожаловать.

— Привет, хаджи, — ответил бек. — Как дела с уборкой?

— Все хорошо.

— Сколько собираешься платить жнецам?

— За чечевицу и бобы дадим каждому по пол-лиры в день, за ячмень — по три четверти лиры, за пшеницу— по целой. Но, конечно, последнее слово за вами, уважаемый Рашад-бек.