Прокламация и подсолнух - страница 32

Макарие, до появления боярского сынка самый молодой на заставе, еще скучал по дому: вполголоса переговаривался с Мороей, объясняя, как трудно будет семье управиться с покосом, когда старший сын – в пандурах, а дочка – первая вязальщица на всю деревню – в могиле. Добродушный Мороя, подавшийся в пандуры после гибели всей семьи под турецкими саблями, курил и возражал парню в том смысле, что на покос тот все равно не попадет, а вот составить компанию сестре, подведя заодно под монастырь всю деревню – самое простое дело. Но Макарко не унимался и вздыхал так жалобно, что в конце концов Мороя в сердцах хлопнул себя ладонью по колену и предложил, коли руки чешутся, отбить косу и разобраться наконец с крапивой вокруг двора, а то как ни пойдешь спьяну за нуждой – непременно обстрекаешься в самых ненужных местах.

Взрыв хохота пугнул ласточек, чертивших туда-сюда через двор.

– Гицэ-то куда пропал? – спросил Симеон, возвращая Йоргу толстенный талмуд проверенных записей и устраиваясь с трубкой на верхней ступеньке всхода, откуда было видно караульного у далекой рогатки на дороге.

Мороя пожал плечами:

– Да кто ж его знает, капитан? Появится – можешь спросить, в которой деревне он нынче ночевал.

– Точно не в родной, – ввернул Макарко. – Там попадья дюже хороша, батюшка анафемой грозил, если еще раз увидит эту рожу.

– Намнут ему бока, как пить дать, – печально высказался Йоргу. – И табачку ему тоже не достанется, ежели к дележке не вернется.

Симеон хмыкнул.

– Ладно, уж оставим долю-то.

Пандуры как по команде опустили глаза: все прекрасно знали, что Гицэ и без того вернется из своей отлучки довольным, как кот, на которого хозяйка опрокинула крынку сметаны, и потому совсем не рвались с ним делиться. Мысль же о табаке заставила всех поискать глазами нынешнего героя дня.

Штефан лежал чуть наособицу на плоском камушке с удивительно мрачным выражением лица.

– Ну вот. Кобелине Гицэ долю оставите, а с парнишкой, который всю заставу табаком обеспечил, и не поделились. Сволочи вы, клянусь святым Спиридионом, – огорчился Йоргу. – Эй, как тебя там... Штефан! Тебе трубку дать?

Парнишка вскинулся и отчаянно замотал головой:

– Я не курю!

Йоргу удивился:

– Ты чего так взметался, парень? Ровно тебе отраву предложили. Ну не куришь – и не кури себе, нам больше достанется.

– Чисто девка – с ракии в обмороки падает и еще и не курит, – лениво заметил Макарие, посасывая чубук.

Штефан изогнул бровь, пристально поглядел на Макарку и ответил с таким же ленивым ехидством:

– Я бы и тебе не давал, все равно не умеешь.

Пандуры оживились, прислушиваясь к мальчишеской перебранке.

– То есть как это – не умею? – нахмурился Макарко, привставая.

– А я видел, как тебе Мороя трубку набивал, – спокойно ответил Штефан. – И как ты куришь – так я от тебя нынче подальше лягу, пожалуй, а то споткнешься еще, когда на двор побежишь.

– Это чего я туда побегу-то? – не понял Макарко.

– А блевать, – пояснил Штефан и подпер голову рукой, выжидательно глядя на противника.

Макарке редко удавалось вовремя выдумать остроумный ответ, но тут, видать, осенило:

– Так говоришь, будто самому доводилось!

– Мне столько годков было, что почти и не стыдно, – отрезал Штефан. – А вот если такая оглобля усатая кишки наружу вывернет, это смешно получится!

– Не дождешься, – огрызнулся Макария, – я ж не барчук изнеженный!

– А ты затягивайся посильнее, – самым невинным тоном посоветовал Штефан, – а там посмотрим.

– Не вздумай, – тут же строго предупредил Макарию Мороя и показал Штефану кулак. – Ишь, чего советует, поганец!

Вокруг послышались смешки. А Мороя уже с прежним добродушием поинтересовался:

– Так что там у тебя за история была, которую рассказывать не стыдно? Начал – так уж валяй, договаривай!

– Ну, не то чтобы история... – с показной скромностью протянул Штефан. – Просто мы с приятелем как-то покурили. Хорошего турецкого табачку. Тайком, в дортуаре Академии.

– Дортуар – это вроде нужника? – уточнил Мороя, и пандуры дружно заржали. Штефан помялся, потом ухмыльнулся широко:

– Ладно, ты прав. В нужнике и покурили, и хорошо сделали – бегать не пришлось...