Проклятый рыцарь - страница 34

Неужели я здесь умру, в этом мрачном и грязном подвале, стены которого отчетливо пахнут кровью? Это же надо было так глупо попасться! Я никогда не был особо умен, не отличался способностью хладнокровно планировать свои действия на несколько ходов вперед, как некоторые. Но после своего чудесного пробуждения в больнице, я вообще действовал как будто на автопилоте. Ничего не боялся, не размышлял, не сомневался — просто делал. Даже сейчас, на уровне разума понимая, что очень даже возможно этот день станет последним в моей жизни, я не чувствовал страха, лишь досаду, что я проиграл битву.

Кстати, даже боль от страшного ранения не чувствовалась так уж сильно, то есть, поймите правильно, болело конечно. Но… вовсе не так, как должно было бы болеть, когда вам пару раз выстрелили из пистолета в живот — ведь насколько я знаю, это одно из самых мучительных и болезненных ранений. Да и кровотечение почти остановилось.

Внезапно я понял, что на меня кто-то смотрит. Слегка повернул голову, точно — в углу моей камеры сидит черная кошка и внимательно меня разглядывает. Та самая, которую я видел тогда, в переулке — когда меня убивали в первый раз. И которая спасла меня, приведя помощь — ту пожилую женщину, которая и вызвала скорую.

— Ну что, киска — тут уж никаких добрых самаритян поблизости точно нет, — усмехнувшись, сказал, хотя скорее пробормотал, я. И запоздало слегка удивился, поняв, что дверь-то в комнате подвала по-прежнему закрыта. Как она здесь вообще оказалась?

— Как ты сюда забралась, киска? Кто ты вообще?

«Киска», естественно ничего не ответила. Лишь продолжала буравить меня взглядом. Я в ответ посмотрел в ее глаза, прямо в ее зрачки, темные, словно бездна. Вспышка…

… о как же он прекрасен, наш предводитель! Ряды нашего воинства все еще огромны, хотя уже и не неисчислимы как раньше — а ведь когда-то, едва ли не треть всех ангелов присоединилась к нашему мятежу. Битвы кипели одна за другой, в Небесах и на Земле. Мы проигрывали войну, войну, которая шла, казалось, уже целую вечность. Проигрывали, но не сдавались. Сначала, нам вроде бы сопутствовал успех, мы буквально опустошали ряды врага — его верные слуги, наши бывшие товарищи, падали под нашими мечами один за другим. Но это была лишь иллюзия.

На место одного павшего врага тут же становился новый, а вот число мятежников постоянно уменьшалось. И это была одна из последних битв. Мы знали это. И все равно сражались.

Раздался грозный звук небесного горна и два воинства схлестнулись. На меня набросились сразу два противника, два младших ангела — и оба тут же пали от моего меча. Этих я не знал — видимо Он сотворил их уже после начала нашего мятежа, на замену своим павшим бойцам. Я же… хоть мне было и далеко до вершины ангельской иерархии, до тех, кто командовал мятежными легионами, все же был одним из лучших бойцов. Яростным, сильным, стремительным — верным рыцарем-чемпионом моего короля. Хотя тогда, естественно, и таких слов-то не было. Они и их аналоги, возникнут в тех или иных языках смертных лишь тысячелетия спустя.

Сражение шло вовсю — и туда где было опасней всего, где наши силы начинали колебаться и отступать, тут же бросался наш Вождь. Бесстрашный и неуязвимый. Его аура горела багряным, ярким светом. Светом, который заставлял бежать в испуге наших врагов и вселял уверенность и силу в сердца и души наших бойцов. Казалось, что никто и ничто не сможет остановить его. Но они все-таки смогли — ценой предательства.

Сразу четверо архангелов окружили его. И даже вчетвером они с большим трудом сдерживали его натиск. Еще бы несколько минут, и они бы проиграли.

И тут один из его самых преданных сподвижников, тот, чье имя я даже не хочу называть, бросился к Вождю. На помощь, на подмогу, как я думал. И не только я.

Вот только вместо помощи, его меч обрушился на нашего Повелителя — он ударил ему в спину. И отсек одно из его прекрасных крыльев. Светоносный закричал — не от боли и страха, но от ярости. И рухнул вниз.

И вслед за тем раздались множества других криков — боли, отчаяния, страха и ужаса нашей армии, и торжествующие наших врагов. Был среди них и мой крик — крик ярости. И в тот миг я принес клятву, страшную клятву.