Пропавшее ущелье - страница 14
Но пожелание Василия Яковлевича удалось выполнить далеко не сразу. Неожиданно налетели москиты. Попытки отогнать их, укрыться оказались бесполезными. Мелкие и противные насекомые проникали буквально всюду.
Кто-то предложил разложить вокруг палаток костры, чтобы дымом отогнать ненавистных москитов. Но у Василия Яковлевича нашлось куда более сильное средство — диметилфталат, как он назвал его, которое он захватил с собой.
— Неужели это поможет? — чуть не плача, спрашивали девушки.
— А вот увидите.
Действительно, средство оказалось просто чудодейственным. Москиты, не переносящие запаха диметилфталата, оставили участников экспедиции в покое.
И полчаса спустя лагерь спал.
Ночь прошла спокойно.
Первым проснулся Василий Яковлевич. Даже не глядя на часы, он мог сказать, сколько было время. Вчера, засыпая, он сам себе приказал проснуться без четверти пять. И точно, минута в минуту, без пятнадцати пять он открыл глаза.
Дневальный сладко спал, из спального мешка виднелось лишь его хорошенькое личико.
Бархатов легонько коснулся Рашида, тот испуганно открыл глаза.
— А кто сегодня дневальный? — проговорил Василий Яковлевич, решив в первый раз не упрекать юношу за то, что он проспал. — Пора поднимать остальных.
Утро было чудесное. Такого утра не увидишь нигде, кроме Алайских гор. Раннее солнце заиграло всеми цветами, засеребрило вершины, засверкало изумрудом в густых зарослях алычи, разросшейся на склонах, покрыло желтизной прибрежные скалы, среди которых синело высокогорное озеро. Воздух, свежий от вечных ледников, насыщенный запахом цветущих садов, был сродни чудодейственному напитку; он волновал кровь, наполнял человека бодростью, живительной силой.
Время, отведенное на тренировку, прошло незаметно, потом последовал завтрак, и участники экспедиции занялись делом, порученным накануне Бархатовым.
Отправляясь с Щербаковым в селение, он предупредил:
— В два часа всем собраться.
К назначенному времени все, кроме Малинина, оказались на месте. В тени деревьев, сквозь густую листву которых не проникали палящие лучи солнца, был накрыт походный стол.
Василий Яковлевич хмурился, недовольный отсутствием Малинина. Наконец, он проговорил:
— Семеро одного не ждут, давайте обедать… Павел Григорьевич, — обратился он к Осередко, — где вы оставили Малинина?
— Сначала мы были вместе, но когда дорога разделилась, разошлись по обеим сторонам реки, решив, что целесообразнее пойти врозь, чтобы проверить, какая дорога лучше. Вскоре я потерял его из виду, он скрылся в ущелье.
Обед прошел в молчании. Когда поднялись, Щербаков предложил:
— Василий Яковлевич, я пойду навстречу Малинину.
Осередко поддержал просьбу, заявив, что он пойдет. Но Бархатов его остановил.
— Вы и так сегодня много ходили… Лучше кто-нибудь другой.
— Можно мне? — робко попросил Рашид.
— Это решит Михаил Георгиевич.
— Пойдем, Рашид, — сказал Щербаков.
— Не возражаю.
— Василий Яковлевич, разрешите мне проводить их до того места, где мы разошлись. Это недалеко.
Бархатов согласился, и трое из экспедиции покинули лагерь.
Накатанная дорога постепенно становилась все уже и уже, пока не превратилась в тропинку. Подойдя к деревянному мосту через горную речку, Павел Григорьевич остановился.
— Вот тут мы разошлись. Виктор пошел той стороной, — Осередко указал на противоположный, круто поднимающийся берег. — Пойдемте.
— Нет, — возразил Щербаков, — приказ есть приказ.
— Тогда я подожду вас здесь. Возможно, впереди есть еще переход, и Малинин возвратится этой стороной.
Михаил не стал возражать. Осередко уселся у моста и вынул из кармана свой неизменный походный альбом и карандаш. Молодые люди зашагали дальше.
Дорога начала круто подниматься по неровной местности, среди широких трещин и огромных обломков скал.
Солнце немилосердно жгло, и совсем не чувствовалась близость ледников и не таявшего даже летом снега, покрывавшего вершины хребта. Двигались медленно, с трудом. Щербаков наблюдал за Рашидом. Для того это было отличным испытанием. Видно было, что парень устал, но он не жаловался, не отставал. «Молодчина!» — подумал Щербаков.
Тропинка оборвалась у крутого берега широко разлившейся реки, с шумом вырывавшейся из темного ущелья, до которого было еще добрых полкилометра.