Пророчица - страница 13
— он вряд ли и знает, что это такое. Достаточно, чтобы ты вписался в эту снабженческую сеть с определенным присвоенным тебе весом и известным спектром имеющихся у тебя возможностей. Тебе будут «помогать», «способствовать», «доставать» и «пробивать» не в ответ на конкретную услугу с твоей стороны, а как бы «в кредит»: предполагая, что, когда кому-то из неизвестных тебе, но входящих в эту сеть нужных людей понадобится твой пруток, чтобы не завалить производственный план или обменять его на лист дюралевый, ты не подведешь и сделаешь всё возможное, чтобы выложить на прилавок требуемое. И потому ни для кого у нас в стране — стране всеобъемлющего дефицита и отсутствующего рыночного товарообмена — не секрет, что человек даже на малейшей «хлебной» должности может жить широко и привольно, практически независимо от своей номинальной зарплаты — всё определяется его ловкостью, умением завязывать контакты и его «кредитной историей» в среде нужных людей. Его положение — это своеобразные деньги, но существующие не виде золотых кругляшков или шелестящих купюр, а в виде чернильных строчек в пухлых потрепанных записных книжках его коллег по объединяющей их всех сети.
Несомненно, Жигунов был своим в этой «организованной преступной сети» — а именно в таких выражениях описывались деяния отдельных, каким-то образом попавших в лапы ОБХСС, представителей бесчисленной армии «нужных людей» в заметках «Из зала суда» или в разоблачительных газетных фельетонах, умалчивающих, конечно, о том, что и прокурор, и главный редактор газеты, в которой это печаталось, почти наверняка повязаны этой самой сетью. Во всяком случае, у меня сомнений по поводу жигуновской сущности не было. Он и сам это демонстрировал как своим выходным нарядом, так и своим поведением, так прямо и говорящим: «Я из тех, кто умеет жить, не то, что вы… людишки» — такая блатная, если вдуматься, психология, роднящая всю эту среду — снизу доверху — с профессиональными уголовниками. Можно было, конечно, спорить, соответствует ли его уровень потребления месту, занимаемому им в среде нужных людей, или же он должен всё же крупно подворовывать, чтобы обеспечить себе такой доход. Но это уже детали. А факт его «свойскости» в этих кругах, по-моему неоспорим.
И все его знакомые (вероятно, друзья, в нашем обычном понимании этого слова, у таких людей тоже могут быть, но ясно, что не о них речь), достаточно регулярно приходившие к нему в нашу квартиру, также были из породы «нужных людей»: сытые, уверенные в себе, хорошо одетые, приблизительно того же возраста, что и сам Жигунов, «состоявшиеся в жизни», так сказать, то есть приладившиеся к какому-то хлебному месту и потому несколько свысока посматривающие по сторонам. С двумя из них, наиболее часто появлявшимися, я даже был формально познакомлен: Симон Петрович — техник-стоматолог (как он рекомендовался) и некий работник ОРСа жигуновского завода — Савелий Антонович. Оба благообразные, вежливые, внешне обходительные — при других обстоятельствах я бы, пожалуй, счел их приличными и даже приятными людьми, но здесь — исходя из их долголетнего знакомства с нашим «Старожилом» (Антон говорил, что знает Симона с детства, а снабженец стал появляться в квартире вскоре после войны) — сразу же записал их, как и прочих жигуновских посетителей, в категорию скользкого и опасного жулья, с которым лучше и спокойнее не иметь никаких дел. А посему мы с ними церемонно и по-приятельски раскланивались, если встречались в коридоре, но больше я ничего о них не знал. Прочих посетителей Жигунова — их было четверо или пятеро — я встречал реже и даже в лицо плохо различал, но слышал, что среди них был продавец из комиссионного магазина, и другой — из мебельного, кроме того завгаражом какого-то другого завода, еще кто-то… В коммунальной квартире, даже при самых поверхностных отношениях с соседями (а у меня были именно такие со всеми, исключая Антона), годами встречаясь с ними на кухне и в других местах общего пользования, невольно узнаешь массу сведений, как сообщенных непосредственно тебе, так и случайно услышанных в разговорах соседей между собой.