Пророчица - страница 46

Однако, перечитывая его с целью найти подходящую цитату (интересно, кстати, заметить, как аккуратно велись строительные работы в брюсовские времена: каменщик работал в белом фартуке; или здесь поэт чего-то напутал?), я не смог подобрать удовлетворявшую меня строчку: общий смысл подходящий, а бьющей в центр единственной строчки нет. Поэтому пришлось довольствоваться застрявшей с детства строчкой из какого-то забытого стишка: в сочетании с уже процитированным четверостишием Брюсова она выражает именно тот смысл, который мне нужен.

Я обещал познакомить читателей — в кратчайшем изложении — с теми сведениями, которые я получил от понятых (Антона и Калерии) и без знания которых невозможно представить картину убийства Жигуновых, как она вырисовывалась на основании обнаруженных вещественных свидетельств, и собираюсь выполнить сейчас свое обещание. Пытаясь понять, что же это такое произошло, я разговаривал с присутствовавшими при расследовании соседями очень долго и даже не один раз — нельзя сказать, что им и мне всё было ясно и прозрачно, многое так и осталось во тьме, окутывающей действия убийцы (а может, убийц?) и его мотивы, — но здесь я не стану нагонять излишнего туману и запутывать читателя перечислением множества выявленных при обыске подробностей, чьи смысл и значимость остались для меня неясными, а изложу — по пунктам — только те данные, которые показались мне существенными для понимания сути дела.

Во-первых, надо сказать, что судебный медик, осматривающий трупы, хотя и отложил окончательный диагноз до вскрытия, но уже сразу без сомнений определил причину смерти погибших (она была очевидной, и его вывод не требовал глубоких медицинских познаний — Виктор с Антоном, будучи полными профанами в медицине, пришли к точно такому же заключению). По словам специалиста, занесенным в протокол, смерть обеих жертв наступила «вследствие несовместимой с жизнью потери крови, вызванной массивным кровотечением из сонных артерий». Глубокие резаные раны на шее, сопровождавшиеся нарушением целостности стенок артерий, были нанесены неким орудием с узким острым лезвием (чем-то вроде опасной бритвы), при этом интенсивное кровотечение должно было привести к потере сознания жертвой в течение нескольких секунд и к смерти через несколько минут. Время наступления смерти он отнес приблизительно к часу ночи — в промежутке от двадцати трех часов тридцати минут воскресенья до двух тридцати ночи следующих суток, но сказал, что после вскрытия этот интервал возможно будет сузить. (С этим моментом можно связать и несколько озадачивший Калерию вопрос следователя: «Во сколько именно ужинали Жигуновы?»)

Как считал судмедэксперт, и Афанасий Иванович, и его жена погибли приблизительно в одно и то же время. Однако не возникало сомнений, что Жигунов был убит первым. Видно было, что он еще не ложился спать — он был в своей обычной домашней одежде, кровать его была нетронута (не считая подушки, которую убийца использовал, чтобы закрыть лицо Веры Игнатьевны) — и ясно, что убийца не мог расправиться с его спящей женой, пока не прикончил его самого.

Исследование трупов на месте продолжалось недолго, судмедэксперт попрощался, и вскоре тела Жигуновых увезли приехавшие с носилками двое крепких мужичков. Это было большим облегчением для наших понятых, у которых, как ни отводи взгляд, всё равно время от времени в поле зрения попадала ужасная картина. После того, как тела покойных были увезены, атмосфера в комнатах стала полегче, хотя и оставшейся на полу лужи запекшейся крови и кровяных потеков на стене в спальне было достаточно, чтобы вывести из равновесия любого непривычного к таким видам человека.

Второй важный момент, установленный во время обыска, касался входов и выходов жигуновского жилья. По свидетельству Виктора, дверь в коридор была не заперта, и следователь заинтересовался этим, по его мнению, нетривиальным фактом. Логику майора вполне можно понять: покидая комнату, преступник почему-то не замкнул дверь, хотя такая простая предосторожность могла бы оттянуть время обнаружения преступления, по крайней мере, на несколько часов. Почему же он этим не воспользовался? Но эта маленькая загадка разрешилась очень быстро и просто: преступник, по всей вероятности, не смог найти ключа к жигуновской двери. На ночь старожилы запирались изнутри на засов, а замком пользовались только уходя из дому. И оба их ключа были найдены при обыске: один — в нагрудном кармане спецовки Афанасия Ивановича в связке с ключом от наружной квартирной двери (его покойный, видимо, всегда носил с собой), а другая связка ключей — Веры Игнатьевны — обычно лежала, как засвидетельствовала Калерия, на полочке дивана недалеко от двери, но в этот раз ее обнаружили на трельяже под платяной щеткой. Все три окна были заперты изнутри на шпингалеты, и было ясно, что убийца (или все-таки он был не один?) не воспользовался ими для исчезновения с места преступления — он вышел через дверь.