Пророчица - страница 47

Следующее обстоятельство было связано с орудием (или точнее, с орудиями) преступления. Делавшие обыск внимательно осмотрели и изъяли в качестве вещественных доказательств футляр, который был обнаружен на буфете и в котором хранились две жигуновские опасные бритвы, а также массивную мраморную пепельницу — хотя хозяин сам и не курил, эта пепельница, по словам Калерии, всегда стояла на столе — очевидно, «для гостей». Особый интерес милиции к этим предметам был связан с тем, что на них не было найдено никаких — даже хозяйских — отпечатков пальцев (на это было специально обращено внимание понятых перед тем, как они подписали протокол обыска). Факт этот мог объясняться только тем, что преступник тщательно протер и бритвы, и пепельницу, вероятно, смыв предварительно следы крови. Такое вполне обоснованное предположение объясняло заодно и то, каким образом убийца смог зарезать Жигунова, не оказавшего ему, по всей видимости, никакого сопротивления — об этом говорило отсутствие в комнате каких бы то ни было следов драки и борьбы. Судя по всему, ничего не подозревавший Жигунов сидел за столом, когда его гость, замысливший свое кровавое дело, внезапно хватил хозяина пепельницей по голове и, взяв из коробки бритву, завершил исполнение своего замысла, предварительно прикрыв тело оглушенной и свалившейся на пол жертвы скатертью, которую он стянул со стола. И только после этого преступник занялся мирно спавшей Верой Игнатьевной. Обнаруженные улики хорошо укладывались в такую — пусть гипотетическую, но очень логичную и непротиворечивую — картину совершенного преступления. Кроме того, мне, когда я узнал об этом, сразу же пришло в голову, что такой механизм преступления очень расширяет круг возможных подозреваемых: ошарашить Жигунова тяжелой пепельницей мог не только какой-то здоровый мужик, способный справиться с крепким и жилистым хозяином в схватке один на один, но и любая — даже самая хрупкая — женщина или даже подросток, решившийся на такое жуткое дело.

Еще один момент, сильно заинтересовавший милиционеров, производивших обыск, заключался в следующем: земля в кадочке с фикусом оказалась довольно рыхлой и влажной, а кроме того — и это было самым главным — часть земли, наполнявшей кадку, куда-то просто исчезла. Как ни странно звучит это утверждение, но факт был налицо: уровень земли в кадочке был приблизительно на полтора пальца ниже того, каким он был раньше — старый уровень был отчетливо виден на внутренних стенках кадки в виде засохших и прочно приставших к дереву отложений солей, возникших в результате длительного поливания растения. Обыскивавшие уделили фикусу чрезвычайное внимание: они, правда, не стали выковыривать его из кадочки, но тщательно исследовали землю в ней, протыкая ее обнаруженной в вещах Веры Игнатьевны длинной вязальной спицей. Ничего подозрительного им найти не удалось — никаких посторонних предметов или тайников в кадочке, судя по всему, не было. Однако возню преступника с фикусом подтверждала еще одна улика, замеченная Калерией, — именно она обратила внимание милиционеров на грязные разводы на полу в том углу, где стоял фикус. По ее словам, соседка (то есть Жигунова), очень следившая за чистотой в своих комнатах, никак не могла оставить свои полы в таком виде, а значит разводы оставил преступник, рассыпавший землю и пытавшийся (хотя и не слишком успешно) скрыть свои манипуляции с кадочкой и находившейся в ней землей. И действительно, под диваном было обнаружено грязное, испачканное землей полотенце, еще не успевшее как следует высохнуть. С этой уже и так достаточно подтвержденной гипотезой о мывшем полы преступнике хорошо согласовалось и отсутствие воды в большом графине, который, по свидетельству наблюдательной Калерии, всегда стоял заполненный водой у соседей на столе. И в довершение всей совокупности доказательств на поверхности графина не было отпечатков пальцев — убийца протер и его. Калерия резонно предположила — и ведущие обыск милиционеры с ней согласились, — что, закончив свою возню с кадкой, преступник помыл над ней запачканные кровью и землей руки, воспользовавшись при этом водой из графина. (В качестве ремарки к этому эпизоду обыска я должен упомянуть, что рассказывавший мне об этом Антон особо остановился на том, что в ответ на последнее предположение Калерии о мытье рук следователь как-то странно взглянул на нее: то ли с восхищением ее дедуктивными способностями, то ли с подозрением по поводу ее чрезвычайной осведомленности о действиях преступника. Сама Калерия этого милицейского взгляда не заметила, во всяком случае не вспомнила о нем в своем рассказе о том, что происходило во время обыска. Мне же кажется, что даже если такой недоверчивый взгляд, действительно, имел место, а не почудился Антону, то свою подозрительность следователю было бы трудно обосновать — на самом деле, какая причина могла заставить нашу соседку, будь она как-то замешана в преступлении, обращать внимание следствия на улики, которые без ее вмешательства вполне могли бы остаться незамеченными. Я бы скорее считал такое поведение свидетельством в пользу ее непричастности к этому убийству. Хотя черт их разберет этих милиционеров, всё же они, наверное, получше меня разбираются в психологии преступников.)