Пророчица - страница 48
Таким образом, вся совокупность обнаруженных фактов говорила о том, что преступник копался в кадке с фикусом — вероятно, как и милиционеры, он предполагал, что в земле может быть что-то спрятано. Осталось только совершенно неясным, куда он дел часть находившейся в кадочке земли. Унес с собой? Но какой в этом может быть смысл? Чем она могла его выдать?
Кстати я позабыл сказать, что после предположения Калерии о мытье рук над кадкой следователь взял немного земли в пакетик (как я думаю на анализ, рассчитывая обнаружить в ней следы крови).
Сказав о том, что убийца что-то искал и для этого рылся в земле, в которой рос фикус, я плавно перехожу к описанию главного, по всей видимости, факта, установленного при обыске. Оказалось, что Жигунов был гораздо богаче, чем это можно было предположить, глядя на его жизнь со стороны. И Антона с Калерией, и меня, узнавшего об этом из их рассказов, данный факт просто потряс. Ничего мы, выходит, не знали о своем соседе и видели его совершенно не тем, кем он в действительности был.
При обыске выяснилось, что преступник (кто бы он ни был) основательно обшарил комнаты, принадлежавшие нашим «Старожилам», которых он хладнокровно зарезал. Он забрал все найденные им наличные деньги (какие-то — пусть и небольшие — деньги у Жигуновых должны же были быть) и драгоценности: исчезли золотые сережки Пульхерии и ее уже упоминавшийся в рассказе перстенек с рубином, а также некая брошка с розочкой — тоже золотая, о наличии коей сообщила следствию Калерия. Но две несомненно виденные им сберкнижки, выданные в двух разных сберкассах нашего города на имя А. И. Жигунова, он — надо отдать должное осторожности преступника — оставил нетронутыми. Нежелание рисковать (а риск попасться при попытке получить вклад был, конечно, очень велик) пересилило, как видно, его корыстолюбие, хотя куш был очень даже солидный: на одном счету числилось около трехсот, а на другом — и вовсе тысяча двести новых рублей. Подчеркиваю, что цифры привожу в «новых» рублях, хотя тогда, вскоре после реформы 1961 года, мы всё продолжали еще оценивать в «старых» — в десять раз меньших по стоимости — рублях. И для тех времен сумма на счетах Жигунова была весьма внушительной: несколько больше пятнадцати тысяч старых рублей, то есть приблизительно официальная цена машины «Победа» в те годы.
Если учесть, что в начале шестидесятых обладание даже швейной или стиральной машиной могло считаться признаком определенного благосостояния, что же говорить о человеке, который располагал суммой, достаточной для приобретения автомашины — блага, доступного тогда лишь профессорам с академиками, народным артистам или таким передовикам производства, имена которых были на слуху у всей страны. Конечно, и тогда заслуженных, ценимых властью людей, разъезжающих на легковых машинах было не так уж и мало, и не только в столицах, но и в нашем довольно провинциальном городе: например, на той же самой «Победе» ездил главный редактор моей родной областной газеты; не сомневаюсь, что свой автомобиль (и уж, наверное, не «Победа», а в два раза больший по габаритам «ЗИМ») был и у директора завода, на котором работал Жигунов, и у ихнего главного инженера; и даже у директора близ расположенной картонажной фабрики, наверняка, была какая-то приличествующая его статусу машинешка, на которой не только он сам ездил на работу или в некие вышестоящие органы, но и жена его отправлялась в вояжи по магазинам на том же самом средстве передвижения. Однако всё это было совсем не то, о чем говорилось выше и с чем следовало сравнивать обнаруженное у Жигунова. Личные автомобили у этих больших и маленьких начальников были служебными, прикрепленными к ним соответственно с занимаемой ими должностью, и скорее принадлежали этой должности, нежели человеку ее занимающему. Те же, кто такой должности не занимал, не только не имели возможности приобрести машину на свои честно заработанные деньги, но даже в мечтах, большей частью, не покушались на обладание собственным автомобилем. Захватывающая широкие слои населения автомобилизация началась несколько позже, и широко известный фильм «Берегись автомобиля», в котором собственная «Волга» или «Москвич» рассматриваются как завидный и достаточно редкий, но все же мыслимый в реальной жизни вид личной собственности, описывает уже иную, приходящую на смену всеобщей бедности эпоху нашей жизни.