Пророчица - страница 55
И первое, что, вероятно, следует описать, это похороны супругов Жигуновых. Они состоялись за день до моего приезда — в четверг. Организацию похорон и поминок взял на себя завод, на котором работал Жигунов, а когда-то и его жена. По-видимому, факт неслыханного богатства нашего «Старожила», изобличающий его как злостного махинатора и, скорее всего, как прямого ворюгу и расхитителя социалистической собственности, еще не был официально сообщен руководству завода. А потому хоронили его как одного из старейших работников, пусть занимающего небольшой пост, но тем не менее заслуженного и почтенного человека, одного из тех, чьими трудами и жив завод. Наверное немалую роль в том подчеркнутом уважении, которое звучало в официальных речах над гробом, сыграла и неожиданная трагическая смерть — помри тот же самый Жигунов в больнице от какой-нибудь обыденной болячки, вряд ли руководство завода так бы на нее отреагировало, — а при сложившихся обстоятельствах немногие выступившие (но среди них был и главный инженер) говорили чуть ли не о героической смерти на боевом посту. Всё было обставлено в лучших традициях: и гробы, обтянутые кумачом, и железные пирамидки со звездочками, и прощание с покойными родных (племянница Веры Игнатьевны с мужем приехали как раз ко дню похорон), близких (наши соседи и приятели Жигунова) и сослуживцев покойного, которых привезли на кладбище на двух небольших автобусах, и даже небольшой, из четырех человек оркестр, присутствие которого на похоронах вряд ли было бы по карману родственникам, а для завода — это плевое дело. Поминки тоже были организованы за казенный счет в заводской рабочей столовой в новом микрорайоне. Всё было достаточно скромно, без излишеств, но вполне пристойно. Многие из бывших на кладбище на поминки не пошли, но тем не менее собралось человек тридцать, если не больше. Конечно, в основном это были работники завода, трудившиеся под началом покойного Жигунова или где-то рядом, и между ними в качестве представителя администрации председатель завкома, что придавало всему мероприятию некоторое официальное значение. А среди прочих — племянница с мужем, наши жильцы в полном составе (исключая меня, ясное дело), жигуновские друзья-приятели Симон Петрович и Савелий Антонович — его постоянные партнеры по преферансу, о которых я писал во второй главе, еще кто-то. Савелий даже несколько теплых слов сказал о покойном и его жене, об их доброте и гостеприимстве. Что-то и племянница сказала о своей любимой с детства тете и ее муже. Но наши жильцы речей не говорили, помалкивали. Я их понимаю: не могла же Калерия высказать слова сожаления о Вере Игнатьевне и не упомянуть при этом ее мужа, а говорить что-то хорошее и уважительное о Жигунове ни у кого желания не было. Да это и не требовалось. Тон за столом задавали заводчане. Вся церемония длилась час или полтора и никакими происшествиями не сопровождалась. Хотя водки на столах было достаточно и даже с избытком, ни Виктор, относительно которого у Калерии были определенные сомнения, ни муж племянницы, чья физиономия внушала аналогичные опасения, ни явно закладывающие ребята-кладовщики под надзором председателя завкома своей нормы не превысили и тихо-мирно разошлись после окончания поминальной трапезы. Пусть даже они потом и добавили в своем кругу, но это уже их личное дело и к поминкам отношения не имело.
Следующее, о чем стоит сообщить читателям и что имеет близкое отношение к основной сюжетной линии, это некоторые, достигшие моих ушей — пусть крайне неполные (даже лучше сказать — отрывочные) — данные о ходе следствия. За прошедшие с понедельника четыре дня Виктор и Антон, каждый по разу, побывали в прокуратуре, куда их официально вызывали для беседы (а попросту сказать, на допросы). Калерию пока что не трогали.
Виктор был первым, удостоившимся внимания следователя, — его вызвали в среду, но из него мне мало что удалось вытянуть по поводу задававшихся ему вопросов. У меня возникло подозрение, что в круг интересовавших милицию вопросов входили и такие, которые касались прошлого этого нашего соседа и о которых Витя упорно не хотел даже упоминать. То ли он — дитя военных лет — состоял в юности на учете в детской комнате милиции (или как они там раньше назывались), то ли на чем-то попался со своей молодежной компанией (с этими самыми