Пространство памяти - страница 2

,[1] отмеченное медалью Карнеги), «Пространство памяти» — скорее пародия, а возможно и автопародия; во всяком случае, ее герои решительно отказываются от магии. А вот что в книге несомненно есть, так это второй, поэтический, а возможно и философский план: ведь это книга о тех, кому порой удается уловить «ритм сердца вселенной».

Н. Демурова

Он-то надеялся, что добраться будет гораздо проще. Обсаженная деревьями подъездная аллея, широкая и ухоженная, плавно поворачивала к дому. Одинокий уличный фонарь освещал табличку у ворот, на которой было написано: «Община Ривенделл. Киа Opa. Добро пожаловать».

Ниже стояло пять фамилий, и среди них четко: «Карл и Рут Бенедикта с семьей». Глядя на табличку, трудно было представить, что отойди он на несколько шагов, и огромные деревья сомкнутся у него над головой и все потонет в непроницаемой ночной мгле.

— Не так уж я и пьян, — произнес Джонни вслух, но никто не откликнулся на его слова.

Ну ничего, теперь впереди мелькал свет, а раз есть свет, значит, появится и дверь, в которую можно постучаться, и кто-нибудь ее откроет. Он отступит немного в тень и очень вежливо спросит, нельзя ли ему на минутку Бонни. Джонни взглянул на часы, хотя и знал, что ничего не разберет. Время у него было, вот оно, на руке, только ни зги не видать.

Много раньше, в ту же бесконечную ночь, в ином времени и ином пространстве, Джонни вкусно поужинал с родителями и младшими сестренками-близнецами, а потом даже помог вымыть посуду. Все было так хорошо, по-домашнему.

— Да, сегодня как раз пять лет... — сказал отец.

В этих простых словах Джонни послышался упрек, словно он, Джонни, не имел права быть с ними, шутить и строить планы, когда Дженин больше нет. Близнецы продолжали пихаться и пищать, но ведь они Дженин не помнили, только и видели что ее фотографию, улыбающуюся с телевизора.

Джонни обнял мать, неуверенно кивнул отцу и отправился к приятелям, которые играли в оркестре в городском пабе.

Потом брел, спотыкаясь во тьме, а в желудке булькали красное вино и коньяк, с помощью которых он пытался уйти от воспоминаний и погрузиться в лихорадочное веселье. Что происходило между тогдашним безоглядным весельем и теперешними блужданиями во тьме, он не очень помнил: сначала он с кем-то дрался, потом ругался с полицейскими, а еще позже — с собственным отцом где-то возле полицейского участка. Ничего себе выдался вечерок!

Джонни надеялся, что сумеет скрыть свое возбужденное состояние и не вызовет подозрений ни у кого из членов Ривенделлской общины. Бонни нужна ему позарез — стоило обыденной жизни немного отступить, как перед ним снова всплывали мучительные вопросы. На секунду-другую они завладевали им, когда он засыпал или пробуждался, но он никогда не додумывал их до конца. Он хотел дать этим призракам имя — освободиться от них, и Бонни Бенедикта могла ему помочь: из всех его знакомых только в ней чувствовалась спокойная уверенность и какая-то магия. Ведь именно она там присутствовала — она его вытащила и прижала к себе на вершине, а позже не моргнув глазом соврала, что несомненно очень ему помогло. А потом она исчезла с его горизонта. В последний раз он видел ее в церкви на отпевании Дженин. После службы супруги Бенедикта подошли к родителям Джонни, но он и Бонни, стоя поодаль, лишь молча смотрели друг на друга. Они были единственными свидетелями несчастья. Полицейские взяли у них показания, и появляться вместе в суде им не пришлось. С того дня он ни разу больше не видел Бонни Бенедикту, хотя и жил с ней в одном городе.

Джонни решительно шагнул к освещенному окну — он был готов к неожиданностям и ловушкам, подстерегающим человека, блуждающего в ночи. И точно — ночь вокруг вдруг словно взорвалась. С диким криком мелькнули какие-то бледные тени. Где-то неподалеку от окна залаяли огромные псы. Миг — и все изменилось: из-за туч выскочил, словно торопясь навести порядок, тонкий серп луны, а над дверью вспыхнул большой фонарь, залив светом весь двор.

Джонни увидел, что во дворе перед большим сараем стоят машины, сельскохозяйственный грузовичок и небольшой культиватор. Бледные тени спешили к нему через двор — оказалось, что это гуси, они возмущенно шипели и угрожающе тянули шеи. Он даже заметил двойной ряд высоких деревьев там, где кончалась потерянная им сейчас подъездная аллея. Облако, закрывавшее месяц все это время, превратилось в огромный серебряный глаз, задумчиво взиравший на происходящее внизу.