Противник - страница 6

  «Мы?» Астрид вынула из кармана правую руку, и Бреннер напрягся на полсекунды. В ближайшие 21

  Во-вторых, он чувствовал себя довольно глупо. Астрид вынула из пиджака пачку «Мальборо» и зажигалку «Бик», помогла себе и молча пожала плечами, когда протянула рюкзак, а он отказался.

  "Почему нас?"

  «Я понятия не имею, сколько времени займет поездка до ближайшей заправочной станции», - ответил он. «Может быть, часы. Вы бы замерзли, если бы остались в машине. Может быть чертовски холодно. «

  Астрид зажгла зажигалку и затянулась сигаретой. Дым поднялся к ее глазам и наполнил ее водой. «Почему бы нам просто не подождать?» - спросила она, проводя костяшками свободной руки по глазам и подавляя кашель. «В какой-то момент подъедет машина, и мы сможем остановиться».

  «Вы уверены?» Бреннер указал на неповрежденное снежное покрывало, которое покрывало улицу перед ними. Не было даже видно, где именно заканчивается дорога и начинается узкая обочина перед лесом. «Окрестности здесь не выглядят особенно загруженными», - он покачал головой, стиснул зубы и открыл дверь прежде, чем успел передумать. Холод был не таким сильным, как он ожидал, но и достаточно сильным, и его тело на данный момент изменяло само себе: накопленное тепло не продержалось бы слишком долго.

  Тот, что в его левой ноге, длился всего около секунды, ровно столько, сколько ему потребовалось, чтобы вывести ногу из машины и поставить ногу на землю; точнее, в луже почти по щиколотку, над которой он остановил машину. Вода, которая просачивалась через его чулок и попадала в его обувь полдюжиной крошечных катаракт, была такой холодной, что причиняла боль. Бреннер стиснул зубы и даже не поддался искушению убрать ногу. Вместо этого он поискал сухое место, по крайней мере, для другой ноги, полностью вытолкнул себя наружу, широко раскинув руки и почти нелепым движением, и заковылял вокруг универсала.

  Короче говоря: запасной контейнер просвечивал то же свойство, что и пальто, перчатки и кошелек, - его отсутствие. Хороший. По крайней мере, ему не пришлось тащить эту дурацкую штуку до ближайшей заправки.

  Астрид вышла из машины и рылась в раскрытом джинсовом рюкзаке, который она положила на капот «Спейса». Бреннер не стал задумываться о том, что пряжки на рюкзаке могут сделать с краской на машине, но вместо этого толкнул дверь и запер ее. Астрид насмешливо посмотрела на него краем глаза и начала вытаскивать из рюкзака что-то серое и деформированное.

  «Боишься, что кто-нибудь придет с баллончиком с бензином и украдет его?» - спросила она.

  «У меня в машине радио», - прорычал Бреннер. "Что ты делаешь?"

  Серый монстр оказался вязанным свитером, который Астрид могла с комфортом носить как ночную рубашку, а Бреннер, по оценкам, был на восемь размеров больше. Невольным рывком она полностью вытащила его на открытое место, хотя часть остального содержимого рюкзака также стала независимой и упала в снег на капот. Бреннер теперь знала, что она делала с краской на машине.

  "Здесь. Надень это, - сказала она, наклоняясь, чтобы поднять свои вещи.

  Бреннер колебался лишь на крошечный момент. Свитер выглядел отвратительно, но запас тепла его тела был уже израсходован. Столкнувшись с выбором: выставить себя дураком или заболеть пневмонией, он все же предпочел посмеяться за свой счет.

  Он надел свой свитер и помог девушке снова упаковать рюкзак - и при этом навсегда испортил шляпку - после чего они двинулись в путь. Дорога спускалась на добрую сотню ярдов к следующему повороту, а затем так же плавно поднималась, пока не исчезла за другим поворотом через двести или триста метров. И следующее. И следующее.

  «Куда, черт возьми, ведет эта дерьмовая дорога?» - спросила Астрид после того, как они шли в тишине не менее получаса. "В Сибирь?"

  В ее голосе все еще был тот же агрессивный тон, который раздражал Бреннера в первые десять минут их знакомства и раздражал после одиннадцатой. Бреннер мог быть недостаточно взрослым, чтобы быть ее отцом, но в свои тридцать пять лет он определенно был слишком стар, чтобы хорошо разбираться в поведении потенциального панка, которому было не больше шестнадцати и переживала свою постпубертатную фазу - та, в которой она находилась, напрасно задавалась вопросом, почему весь мир еще не заметил, что это единственный, кто знает, как идут дела.