Провинциалка - страница 25

Речь шла о процентах добычи меди, о цинковой депрессии, обусловливавшей спад выхода чистого продукта, о сложностях разделения свинца и медных составов. Кто-то напомнил о предложенных Михаилом коррективах к новой схеме, но Перфанов нахмурился и яростно стукнул кулаком по столу.

— Довольно разговоров об этой коррекции! Вы смотрите назад, вместо того чтобы двигаться вперед, к резкому повышению уровня производства!

Затем со странным удовлетворением я заметил, как почти все присутствующие постепенно отмежевываются от мнения Тенева, все реже выступая в защиту его требований внести коррекцию в технологию Перфанова. Михаил остался в одиночестве, как последний из могикан, не сумевший понять и принять путь прогресса.

В конце совещания Стратиев дал слово Перфанову.

— Никто не в силах убедить меня, что на вашей фабрике работа велась так, как необходимо, — начал он спокойно, с еле уловимым упреком в голосе. — Вам не хватило элементарного терпения вести наблюдения за режимом более десяти дней. А в подобной обстановке нельзя судить о качестве какой бы то ни было технологии. Я признаю, эта схема капризней любой женщины. Необходимо скрупулезно точное наблюдение за всеми отклонениями, сравнение результатов по сменам… А что касается реагентов, больше не будем рассчитывать на благосклонность кооператива "Подъем" из Пловдива. С первого марта димитровградский завод обязался поставлять нам необходимые количества железного сульфата и натриевого сульфида. Чаны у вас тоже будут. Разговоры о нерентабельности схемы буду рассматривать как попытку саботажа… — И он ударил большим белым кулаком по столу. — За работу, товарищи, на нас смотрит вся Болгария!..

В Перфанове чувствовалась какая-то покоряющая сила, я осязательно ощущал ее, глядя на смягчившиеся, примирившиеся лица участников совещания.

В следующие дни работа на фабрике постепенно наладилась.

В кратчайшие сроки рабочие собственными силами построили контрольные чаны, реагенты поступали четко и регулярно…

Лед в моем стакане растаял, жидкость стала почти бесцветной. Я снова долил виски из бутылки и с удовольствием отпил глоток. И в тот же миг мысленно вернулся назад во времени, вспоминая тот ранний вечер в конце марта, когда телефон в моей комнате неожиданно зазвонил.

— Алло, Асен? — раздался в трубке женский голос.

Линия была не автоматической, а связана с фабричным коммутатором, поэтому Нора никогда не звонила мне по телефону, но я узнал ее голос и почувствовал, как мои ноги сладостно обмякли.

— Здравствуй, как хорошо, что ты вспомнила обо мне!

— Михаила арестовали.

Я онемел. Прекрасно сознавая, что нужно тут же что-нибудь сказать, пусть даже любую банальность, я не мог разлепить спекшихся губ.

— Ты меня слышишь, Асен? — спросила она тревожно.

— Слышу…

— В три часа пришли двое в штатском и милиционер. Обыскали всю квартиру. Велели ему захватить с собой одеяло и увезли на "джипе".

— Куда увезли?

— Не знаю. Сказали — в милицию, но я с балкона видела, как они проехали здание милиции и свернули на центральную улицу.

— Ты одна?

— Да.

— Я сейчас буду.

Телефон щелкнул, она положила трубку.

Я широко распахнул окно. Сигаретный дым клубами вырывался из комнаты, и если бы кто-то смотрел на меня с улицы, он, наверное, подумал бы, что я горю… Но никто не мог меня видеть. Как раз под моим окном зиял пустой огромный плавательный бассейн комбината. Ветер гонял старые газеты по его грязному высохшему дну. Краска на деревянной вышке для прыжков покоробилась и облезла, как кожа обгоревшего на солнце человека. За ней виднелись крыши овощных и бакалейных лавок, а дальше шли голые песчаные дюны. Вдали, слева, дымились трубы флотационной фабрики. Подвесные вагонетки напоминали больших усталых птиц. Они доставляли с гор руду, ту руду, из которой Михаил добывал медный концентрат. Было что-то нелепое в том, что вагонетки по-прежнему шли через равные интервалы, в то время как он был уже далеко отсюда… "Да, этот номер с милицией — дешевка! Она ведь находится в сотне метров от их дома, зачем им тогда "джип"?..

Я позвонил, и дверь тут же открылась, будто Нора ждала меня в коридоре. Молчаливо сжав ее холодную руку, я вошел в гостиную.