Проводники Света - страница 21

— А Эло-ор? — вопросил Колояр, с трудом ворочая языком: от Негодиного отвара весь рот онемел. — Он ше шам веуном-ароеем ыл.

— Чародеем, может, и был, только вот норовом — весьма диковатый… Молчун — оно хорошо, ежели только попусту не болтать, но дело-то говорить всё одно — надо… а он молчал и молчал, чего б ни было, хоть чего ни спроси — не ответит… Только на соцветия звёзд по ночам всё смотрел — гадал, видно, про что-то, одному ему ведомое. Вот и тогда ни словечка, почему женушка умерла, никто из Белогора так и не вытянул. А сам-то, помню, за один день седой, словно лунь, сделался, а вскорости и вовсе собрал котомку и — в лес! Тятя твой удержать пытался, да Белогор и слушать не стал, ушёл просто и всё…

Голова у Колояра закружилась, и он смежил веки.

— Вот и поспи, поспи! — одобрила матушка. — А я пойду тяте скажу, что полегчало тебе, а то он уж места себе не находит…

Мать молвила что-то ещё, но Колояр уже не разобрал, проваливаясь в вязкую трясину тёмного лихорадочного сна.

Спустя несколько дней Колояр поправился, но про навку-водяницу и уж тем более про Негу рассказывать никому не стал. Пытался у близких выведать, правда ли он плавал в воде, или водная нежить ему только пригрезилась в тяжком кошмаре хвори, но так и не сумел ничего прояснить. Да, когда его нашли, одежда и волосы были сыроватыми, но от воды ли, быстро подсохшей в тепле летней ночи, иль от обильного лихорадочного пота — не разберёшь. Подвеска-рыбка так и не нашлась, и саму Богиню он больше не видел, хоть и ждал, каждый вечер надеясь на новую встречу.

Но Нега не приходила. Ни в ту ночь, ни в эту, ни в следующую…

Колояр давно выздоровел, но потерял аппетит, работа не ладилась, топор, вилы, лопаты и другая утварь валились из рук, а юноша едва ли замечал это, снедаемый острой тоской по прекрасной деве. Его постоянно терзали сомнения, что он позволил водянице сорвать со своей груди рыбку и тем прогневил Богиню. Откупился чудесным даром от нежити!.. А иначе почему водяница ему улизнуть позволила? — ну вот то-то!.. Навка отпустила, а Нега бросила… ещё и лихорадкой вдобавок наказала — благодарствуй, что не прикончила…

А может быть, и про Богиню, и про водяницу ему всё только привиделось?..

Эх, был бы жив дед Белогор — уж тогда б Колояр точно ни сил, ни времени не пожалел бы, чтоб до избушки его добраться! Батя ездил иногда, всё время через лес — конь с седоком шагом едва пройти может, а то и вообще только в поводу… А перед смертью Белогор к сыну во сне явился и говорит: прибудь ко мне как можно скорее, неотложная надобность в том назрела! Тятя, едва рассвело, к нему и помчался. Зашёл в избушку, а там дед ещё тёплый лежит — и часа не прошло, как помер…

А до этого сам Белогор порой в деревню наведывался — одёжу взять в обмен на выделанные шкурки, что охотой добывал, отдать ложки, ковши и другую утварь, что сам, с большим искусством из дерева мастерил, а взамен крупу получить, соль, ещё чего-то… а заодно и семью свою, внуков повидать. Пусть и не игрался с ними, а так… — пару слов бросит, по макушке потреплет, да и двинет восвояси… Но глаза-то не злые, хоть и смотрел всегда… слишком остро, что ли, трудно описать, будто под кожу залезал и в самой серёдке тела что-то выглядывал, аж холодок пробирает. А чего выглядывал, одному ему ведомо, может, по внутренностям гадал? Негода ж по внутренностям животин ворожит иногда, вот, может, и он так же делал, только по человечьим?.. Слухи-то разные про него ходили… глядишь, и внуку, невзирая на нелюдимость свою, Белогор прояснил бы чего, не зря ведь Нега про него говорила…

Если только она настоящей была, а не просто грёзой ночною!..

Считать, что Нега — прекрасный и удивительный сон, который вряд ли когда-нибудь ещё повторится, а навка-водяница — всего лишь болезненный кошмар, было куда как проще, однако и много — ох, как много! — тоскливее. Очень уж хотелось верить, что он, Колояр, и правда особенный, избранный самой Богиней — да ещё и для неземной любви! — о, за такое с любой нежитью схлестнуться не страшно!

Думы эти крутились в голове, словно жернова, грозя перемолоть рассудок в труху, но остановить их никак не получалось, и однажды, когда сон, как часто бывало в последнее время, бежал от Колояра, словно заяц — от волка, юноша неожиданно вспомнил Деяну. Ту самую ведунью из рода Горислава, которая неделю назад приезжала к ним в общину малую дочку кузнеца Шумилы лечить. За взрослых-то она редко бралась — свои ведь ведуньи в каждом роду были и с этим обычно справлялись, а вот деток малых по всему племени исцеляла. Никто, кроме неё, так не умел! А всё потому, что с самим Перуном Деяна ещё в детстве встретилась.