Прозрачная маска - страница 18

Капитан извинился: ему нужно уйти. Жена на репетиции хора учителей, и ему необходимо взять из детского сада их близнецов. Я наблюдала, как он надевает фуражку, смотрясь в зеркало, и почему-то подумала, что он занимается резьбой по дереву; из кармана его шинели торчала карточка с английскими выражениями, которые он, видимо, шепотом повторял в городском автобусе по дороге домой.

— Довольны ли вы сегодняшним днем? — спросила я его при прощании.

— Да… так себе.

— Представьте, сколько человек производит материальных ценностей за восьмичасовой рабочий день…

— Всякое явление можно оценивать в зависимости от того, с какой стороны на него посмотреть.

— Вы цитируете Канта?

— Это вас удивляет?

— Не удивляет, а восхищает. Вероятно, читаете его перед сном?

— Перед сном я чаще читаю «Пеппи Длинныйчулок». Вслух.

Районное управление находилось в городе М., из которого через каждые пятнадцать минут ходил автобус до Бараков. Темнеть начинало рано. Продолжал валить снег, и ничто в природе не напоминало о том, что старый год закончился и наступил новый. Отправляться в общежитие было рано, да ничто не влекло меня туда. Соседство Румена начинало меня раздражать и пугать тем, как он, возвратясь с работы, постучит в дверь, войдет, как потом будем сидеть вдвоем и, вместо того чтобы любезно разговаривать, будем упорно молчать. В Пампорово я рассказала о себе все и теперь знала, что между нами ничего не может быть, а молчание тяготило меня. Сейчас я была занята и несколько озадачена, невольно думая о преступлении и причинах, побудивших к нему. Встречи с Руменом пугали и по другой причине: после первой встречи я определенно знала, что он мне нравится, на следующей — почувствовала, что влюбилась, даже ревновала, а это лишний раз подтверждало мои чувства. Хотя я была твердо убеждена, что все это от одиночества, однако до конца мое отношение к этому мужчине все еще оставалось неопределенным, а это делало меня неуверенной и толкало к позе.

Отправилась в городской книжный магазин, затем заглянула в другие магазины и купила немножко пряжи и вязальные спицы. Давно слышала, что вязание успокаивает нервы и способствует спокойному ходу мыслей. Когда-то мама учила меня этому искусству, я даже начала вязать свитер брату, но так и не смогла закончить работу. Потом свое творение тайком распустила, а пряжу смотала в клубок. Запомнила только, что начинала вязать свитер на семьдесят петель. Павел был высокий, как… Румен Станков чем-то напоминал моего погибшего брата. Помнится, что почувствовала это, впервые услышав его голос в приемной, когда он разговаривал с секретаршей. Мне показалось тогда, что ждала этого голоса всю жизнь, но что-то невидимое и непреодолимое постоянно мешало. Это открытие взволновало меня и должно было отвлечь от работы, однако, несмотря на это, я в тот же вечер начала вязать пуловер.

Румен зашел в мою комнату, когда я уже была в постели. У меня было такое чувство, что он мой племянник. Хотя он был немного моложе меня, но выглядел гораздо старше. Не стесняясь, я села в постели, как это делают студентки с книгой на коленях. Преодолевая сон, спросила его откровенно:

— Для чего тебе нужно так много денег?

Он ответил сразу, словно давно ждал этого вопроса:

— Чтобы пойти к тем, кто подписывает перераспределения, швырнуть эти деньги в их грязную морду и потребовать направления меня на работу в Русе. Один мой приятель попытался, но его выгнали. Однако вряд ли сделали это принципиально. Были возмущены… Я спросил приятеля, сколько он им предложил. Сказал — две тысячи. Естественно, они возмутились. Хотел купить их так дешево! Кто согласится продать совесть за две тысячи? Если хотя бы пять… шесть… семь… Сколько стоит их подпись?..

— Что ты будешь делать в Русе?

— Все, даже работать носильщиком на пристани. Самопожертвование, может быть, не совсем обычно для мужчин, но я хочу быть вместе с ней. Именно сейчас, когда ей необходима помощь… Она вспыльчивая, своенравная и гордая. Но все это от неведения и невинности. Росла в тепличных условиях, всю жизнь ее оберегали от всего плохого. Совершенно не знает жизни, не подозревает, какая она может быть жестокая… А сплетни — они беспощадны. Она абсолютно беспомощна, потому что не видела трудностей, не страдала. Ана, хорошо, что ты здесь и я могу высказать тебе, о чем мужчина, вероятно, не имеет права говорить.