Прозрачная маска - страница 37

Старик чокнулся со мной, отпил из бокала несколько глотков, он был в приподнятом настроении. Начались танцы, и я спросила Борислава:

— Какое задание мы двое суток выполняли в «Эвридике»?

— Профилактическое. Тебе нужно было отоспаться и отдохнуть. А я обязан был любым путем не допустить тебя на похороны. Инженер являлся для тебя близким человеком…

— Ты, однако, не очень уважаешь батю Дамяна?

— С Дорой мы вместе учились в институте, только она окончила его, а я — нет.

— Он очень серьезно болен.

— Знаю.

— Можете подождать…

— Я готов ждать… но она никогда не изменит своему Старику… Она мне об этом уже сказала…

Танцевали почти так же, как в баре. Я чувствовала какое-то облегчение, думаю, от выпитого коньяка. Дядя Дамян невесть откуда извлек фуражку пограничника и надел ее на голову Бориславу.

— Недолго мне осталось жить… Поэтому расскажу тебе кое-что… важное… многими словами… Если они даже и укоротят мою жизнь. Не оставляй Христо одного… Стесняется он тебя. Двое суток скрывается, паршивец. Едва уговорил прийти на сегодняшний вечер… Он только кажется нелюдимым. А вообще он очень хороший, добрый и может быть отличным семьянином. Тебе с ним будет прекрасно… Работа, семья и все другое… Это — три кита для женщины…

— Ана, Старику плохо!

Выключили патефон. Дядя Дамян лежал в своей комнате. У его изголовья не было аквариума с тремя белыми неподвижными рыбками с большими глазами.

— Накормите китов, — с большим напряжением выговорил он, указывая на аквариум. Потом принял какую-то таблетку и прошептал: — До завтра, дети мои! — и уснул. Дора приютилась на кровати у его ног, обхватила руками сухие ступни мужа и заплакала.

Расходились около одиннадцати. Дочев подвез меня до гостиницы и, набравшись смелости, спросил, чем бы ему заняться, если совсем не хочется спать. Я тоже из несмелых, а потому как бы невзначай ответила, что не привыкла ложиться раньше полуночи. Он неестественно и очень неуверенно снял с моей головы капюшон, потом медленно расстегнул шинель, что ему стоило больших трудов, каждую пуговицу расстегивал и застегивал несколько раз.

Я разволновалась, а мне хотелось казаться усталой, Наверное, выглядела смешной. Вошли в мою комнату, и я вспомнила разговор с кинорежиссером. Мне было стыдно, и, чтобы освободиться от скованности, начала суетиться, пока не споткнулась о коврик, точно так же, как тогда в кабинете Румена, и сконфуженно села. Нужно было говорить о чем-то важном и нейтральном для начала.

— Тебе, вероятно, известно… как понял Калинчев, что я невиновна?

— Он не любит откровенничать, но я слышал, как он рассказывал Старику. Во-первых, сходил на почту, Поговорил откровенно с телефонисткой и сказал, что от ее показаний зависит жизнь другой женщины, невинно заподозренной. Телефонистка призналась, что в новогоднюю ночь она ушла домой, когда зажглись елки у детей, и не заметила, как пролетела вся ночь. Это в какой-то степени реабилитирует тебя и инженера, когда вы заявили, что были на почте. Из материалов следствия Петр узнал, что только один человек использовал этот факт против тебя: Умбертов. Следуя законам логики, нетрудно предположить, что у Умбертова были особые причины, чтобы оклеветать тебя. На предварительной беседе с Умбертовым Ларгов заметил, что на снабженце были прекрасные заграничные ботинки, очень маленького для мужчины размера. Поинтересовался. Умбертов услужливо объяснил, что купил только что у шофера, обслуживающего международные рейсы. Не было зимней обуви, сказал. На Новый год пришлось идти в каких-то опорках, простудился и до сих пор чувствует недомогание. Это пояснение Стефан внес в протокол допроса, но Калинчев заметил в этой реплике преднамеренность, как это часто бывает, когда человек отвечает на вопрос, который ему не задавали. Здесь-то полковник Генов и нащупал ниточку преступления. А когда после вашего разговора в ресторане услышал твои соображения, понял, что ты будешь очень полезна при сопоставлении и разборе остальных фактов, сообщенных при допросе подозреваемых. Твою гипотезу о детстве Маринкина Старик назвал достоверным психологическим портретом и поблагодарил Стефана, что тот включил магнитофон во время твоего рассказа. Впрочем, я прослушал все разговоры, которые ты вела за эти дни здесь. И со Станковым… и с кинорежиссером… и словоизлияния Умбертову… о женщине…