Прозрачная маска - страница 42

Более того, пока танцевали, Умбертов снял у меня с плеча несколько волос, а потом прилепил их к замерзшему стеклу в магазине. Вернувшись на торжество, выпил сто граммов водки, потом у него разыгрался гастрит, он принял какие-то таблетки, ему стало плохо, и его отвезли в больницу. Из больницы выписался на следующий день, и когда мы сидели с Руменом в ресторане «Эвридика», он пришел туда, знаком вызвал Румена в туалет. Я действительно заметила, что, когда Румен возвратился за стол, он был страшно злой, и на мой вопрос, что случилось, нервно рассмеялся, положив мне руку на плечо, и успокаивающе сказал: «Да подлецы всякие». Во время этого разговора Умбертов предложил Румену деньги, а Румен пригрозил ему милицией. Это и было причиной того, что на следующий день снабженец следил за главным инженером и встретил его в шахте. Он пытался убедить Станкова, что делал ему предложение по заданию специальных органов в целях проверки его благонадежности и умения хранить служебную тайну. Но Румен вновь подтвердил свое намерение сообщить в милицию. Я тоже вспомнила, как он сказал мне у входа в шахту, что ему нужно зайти к нашим, из милиции, — к Стефану или Калинчеву… Вот так развивались события. Однако в милицию Румен не пошел, а вернулся в шахту, вероятно что-то забыв там. Вот тут-то Умбертов и решил, что, если убьет его сейчас, преступление обнаружат только через день и подозрение вряд ли падет на него. А сопровождение гроба с покойным давало ему легальную возможность прибыть непосредственно к границе и там, сообразуясь с обстановкой, перейти ее. Он взял с собой охотничье ружье и украденные деньги. Однако в лесу заблудился; спустился густой туман, и он для верности решил переждать, когда прояснится, Тут его и взяли. Он не оказал никакого сопротивления. «Вот все, что я вспомнил» — такими словами закончил свой монолог Умбертов. Катушки продолжали вращаться, и до нашего слуха донесся незнакомый иностранный разговор.

— Если еще раз замечу, что ты служебный магнитофон используешь не по назначению, получишь выговор, — предупредил Калинчев.

Ларгов понимающе кивнул, нажал кнопку и переключил магнитофон на положение «перемотка», но, остановив магнитофон и снова включив на воспроизведение, опять попал на иностранную волну. Он еще больше сконфузился. Я засмеялась, и обошлось без дальнейших нравоучений.

Время подходило к одиннадцати, мои коллеги вышли покурить. Я подняла шторы и отворила окно: откуда-то потянуло запахом жареной картошки. Моя мечта! Я сняла телефонную трубку, набрала номер полковника Дочева. Он ответил очень официальным тоном. Тон не переменился и после того, как я представилась. Мы помолчали. «Я занят», — сказал он после некоторого раздумья, извинился и положил трубку. Надев куртку, вышла на улицу. Чувствовала себя обманутой.

— Приятного аппетита! — крикнул мне Калинчев, освободив от лишних объяснений.

Направляюсь по одной, более или менее приличной улице, имевшейся в городе, не зная, куда и зачем иду. Шла, чтобы забыться, чтобы не быть одной, быть среди людей. Мысль, что я опять одна, засверлила мозг, как раковая болезнь. Смотрят на тебя и думают всякие пошлости… «Я занят», — звенели в голове его слова. Если у него был мужчина, мог бы намекнуть, что занят по делам службы. Значит, у него была женщина. Несомненно. Мнительность для человека — злейший враг. И чем больше воображаешь, тем больше бередишь душу. И дал же бог воображение! Представляю его сидящим за рабочим столом… нет, сидящим в кресле… рядом молодая женщина в шелковом платье, несмотря на собачий холод… Платье видно из-под пальто, Она небрежно забрасывает ногу на ногу и, извинившись, просит разрешения закурить… Дочев кивает, подносит ей зажигалку… Говорит: «Я вас слушаю», окидывая взглядом с ног до головы… Посетительница закуривает вторую сигарету. «У меня к вам, как бы поточней выразиться, очень деликатное дело… Его можете решить только вы…» Ох! Хватит! Вхожу в магазин готовой одежды. Решила что-нибудь себе купить. Когда чувствую себя несчастной — иду в парикмахерскую или покупаю что-нибудь из одежды. Выбор мой, как правило, неудачный. На этот раз — тоже. Выбираю юбку — красную с черным. Надела ее прямо в магазине. Продавщицы посмотрели на меня с удивлением и любопытством. Потом поняла, что удивление вызвали мои «пионерки», которые я надела под брюки. Не спеша пошла дальше: спешить было некуда, а мороз щипал за колени. «Так можно простудиться ни за что ни про что». Дальше располагался обувной магазин. Еще в Софии я собиралась купить себе сапоги. Купила их здесь. Затем вошла в парикмахерский салон и сделала прическу так же неожиданно, как месяц назад в парикмахерской на улице Стамболийского в Софии. Небрежно — как и тогда — села в кресло и попросила покрасить волосы и уложить. Через полчаса мои длинные волосы превратились в огромную, скрепленную лаком копну. Я ненавидела себя. Хотелось куда-нибудь спрятаться, уединиться, забыть обо всем. Пошла в гостиницу.