Прозрачная маска - страница 8
— Прошу вас, не беспокойтесь… Я бы не хотела затруднять… Сожалею, если…
Он нервно выключил лампу. Стало совсем темно и немножко страшно.
— Отвезу вас в тепло.
Анастасия хотела возразить, но, подумав, согласилась, за что-то зацепилась и чуть не упала, Румен успел поддержать ее. Взял под руку и повел. На улице было светло от люминесцентных ламп. Его машина стояла рядом. Молча сели и поехали; остановились на окраине поселка. Она, придя в себя, решила, что вежливый отказ не повредит.
— Мне кажется, я уже сказала вам: я не намерена стеснять вас.
— Излишняя вежливость не самое лучшее. К тому же вы посинели от холода. — И он повернул к ней зеркало. — Посмотрите на себя.
Она осталась без движения.
Тепло двигателя приятно согревало, расслабляло, а унылый деспотизм этого мужчины становился приятным.
Общежитие было чистое, но не очень уютное. Гостиница Рудоуправления была обставлена в мещанском вкусе какого-то хозяйственника — плюшевые гардины, кресла, диваны. Около кушетки стояли мужские туфли, а в ванной лежал забытый кем-то крем для бритья.
— Я живу в соседней комнате. У меня есть коньяк, водка.
Она сделала вид, словно услышала что-то страшное, этот мужчина обладал какой-то грубоватой грустью, которая, разжигая интерес, держала ее в напряжении и не позволяла подчиняться покорно, без сопротивления.
— Я не пью.
— А я пью.
Он поставил два стакана, наполнил их, чокнулся, она не прикоснулась к своему, а он выпил и снова наполнил.
— Здесь плохая кровать. Простыни не поглажены. Лампочка в ванной перегорела. Моя комната в вашем распоряжении. Кофе кончился, а чай первосортный. Я ложусь спать. В четыре, с первой сменой, я должен успеть в шахту. Завтра председатель профбюро будет здесь.
Она почувствовала, как чужая воля управляет ее рассудком, но противиться не посмела. Не стала принимать душ, чтобы он не подумал, будто она специально создает шум воды, голая стоит в тумане теплого пара, шлепает босыми ногами по бетонному полу, чтобы раздразнить его воображение. Анастасия надела свою широкую фланелевую ночную рубашку с длинными рукавами и бесшумно нырнула под одеяло. Ей хотелось быть одной, чтобы подумать. Какое-то волнующее чувство влекло ее, но не могло увлечь окончательно.
Она сунула голову под подушку и начала внушать себе, что она дома и одна. Заснуть долго не могла. Слышала на рассвете в соседней комнате звонок будильника, потом шум электробритвы, шаги по ковру и приглушенный, в кулак, кашель закоренелого курильщика. Ежедневные приятные звуки, которые вдруг напомнили ей об одиночестве. Хотелось вскочить с постели и крикнуть ему: «Теплей одевайся, на улице холодно», но в это время донесся щелчок ключа в замке и послышались шаги на лестничной клетке. Она посмотрела в окно. Двигатель его машины долго не заводился.
Анастасия снова пыталась уснуть, но за ночь внутри что-то накопилось и сейчас лезло в голову. В поисках выхода ее охватывали то страх, то радость. И наверное, это зависело от нее самой, потому что она всякий раз ругала себя, пытаясь убить этот страх.
По собственному опыту она знала, что цинизм — единственное лекарство от иллюзий. Села в постели, за спину положила подушку и начала шепотом излагать все свои мысли, которыми она пыталась объяснить свое поведение и успокоиться:
«Дама — свободная, уставшая от ожидания. Одиночество делает ее решительной, но в то же время мешает осознать свое падение. А что другое, если не падение, занятие наукой вместо жизни? Иначе говоря, ни психология свободного времени, ни шахтерский праздник, ни мировая революция уже не интересуют мадам. Ей, видите ли, нужно какое-то внутреннее возбуждение, которое спасло бы от одиночества.
Тогда перед ее взором появляется мужчина — молодой, безразличный и некрасивый, но она находит его интересным, потому что наступает праздник, а цель ее путешествия именно в этом: не быть одной на празднике. Возможно, потом последуют безмолвные объятия в соседней комнате. Мадам, естественно, сначала, для престижа, будет сопротивляться, но он уже будет знать, что она согласна, и будет ждать. Она будет злиться на его пассивность и сама подаст пример… А потом как всегда: фейерверк, конфетти и музыка. В темноте не очень удобно, но нас ничто не вынуждает, подождем, когда рассветет. Потом прощание, обмен взглядами, и пошло-поехало…»