Прыжок за мечтой - страница 5

В просторной светлой комнате крестьянской избы сидели три человека, в петлицах виднелись шпалы. Ах, если бы Костик в своё время поинтересовался званиями, и что значат эти шпалы, может и мог бы ориентироваться среди командного состава. А так какие-то красные командиры будут сейчас решать судьбу его судьбу. Сейчас ему хотелось жить. Вчерашнее настроение и депрессия ушли.

— И что у нас этот деятель натворил? — спросил толстенький командир с мокрой лысиной.

— В деле написано, что нагрубил члену Военного совета, — зачитал тот, который сидел слева.

— Всего-то? — толстенький вытер платком шею и лысину.

— Он ещё и из похоронной команды, — добавил левый.

— По нему особое распоряжение, — встрял сидящий по центру. — Его без рассмотрения дела в штрафную роту.

— Александр Палыч, но ведь живой человек! Пацан ещё желторотый! И серьёзного проступка я не вижу, — разволновался толстенький.

— Товарищ Сухин, — центральный глянул на него зло. — Приказ подписан. Нечего рассуждать. Давайте следующего.

Костик так ничего и не понял. Почему его, безвинного, решили наказать? Он члену какого-то военного совета и слова не сказал, какая может быть грубость?

В этот раз его определили в сарай рядом с домом. Здесь находилось несколько человек, каждый сидел отдельно друг от друга. Кто просто сидел, кто лежал, но все были погружены в свои мысли и никто не обратил внимания на новичка. Костик постоял у запертых снаружи ворот, выбрал место у столба, присел, прислонился спиной и задремал. Сквозь дрёму слышались далёкие разрывы, о чём-то переговаривались часовые…

Глаза открылись сами, как только распахнулись ворота. Четверо солдат стояли с винтовками наперевес.

Тот, который был в фуражке, крикнул:

— Самсулов, Тангалиев на выход!

Двое из разных концов сарая встали и пошли обречённо на выход. Когда ворота закрылись, рядом лежащий солдат буркнул:

— Отмучились. Господи, приму их души грешные, — и перекрестился.

— Куда их? — спросил Костик.

— На расстрел, — ответил солдат. — Отсюда два выхода. На тот свет и в штрафники. Вот только какой из них лучше, никто не знает.

По спине Костика пробежал холодок.

— На фронте солдаты нужнее, а тут их свои же убивают, — произнёс Костик.

— Какие солдаты? Ты часом не шпион немецкий? Солдаты. В Красной армии никогда солдат не было. В Красной армии — красноармейцы. А ты чего такой весь замызганный? С передовой?

— С похоронной команды.

Красноармеец рассмеялся.

— Других хоронил, а теперь и себя можешь похоронить.

Где-то недалеко раздались винтовочные выстрелы.

— Отмаялись.

Ворота опять распахнулись. На этот раз нарисовался командир с пистолетом в руке.

— На выход один за другим, дистанция полтора метра, пошли.

Во дворе стояла полуторка с открытым задним бортом и четырьмя бойцами в кузове. Ещё шестеро стояли вдоль следования из сарая к машине. Костик вышел одним и первых. В кузове сидений не было, садиться пришлось прямо на дощатый настил. Получилось, что оказался в серединке. У самых бортов расположились конвойные. Всего арестованных человек пятнадцать. Машина вырулила со двора и набирая скорость помчалась по деревенской улице навстречу далёким разрывам.

Несмотря на то, что пятая точка постоянно страдала на каждой кочке, глаза закрывались, хотелось спать. Костика всегда укачивало в машинах, автобусах, поезде. Эта особенность организма имела и плюсы и минусы.

— Воздух! — резкий крик над ухом разбудил моментально. Что такое «воздух» Костику как-то довелось прочитать в одной из книжек про войну. Он хотел было вскочить на ноги и выпрыгнуть из кузова, но машина резко рванула вперёд и начала петлять по дороге.

Костик прижался к сидящему сзади спиной, и с ужасом смотрел на растущий в размерах немецкий самолёт. Уши заложило, он ничего не слышал в это время, но видел! Понимание того, что его сейчас убьют, парализовало. Между ног потёк ручеёк. Взгляд впился в стремительно несущуюся на него смерть. Со стороны самолёта появились частые вспышки, кто-то придавил Костику ноги, кто-то зачем-то уткнулся ему в грудь. А он безумным взглядом провожал огромное брюхо и страшные крылья с крестами. В горле пересохло, время остановилось, мысли исчезли…