Псарня - страница 38

стр.

— Тогда подожди немного, я тебя на довольствие поставлю. А после вместе сходим в столовую — я ведь тоже с утра ничего не ел. За этими охламонами, — он указал на мальчишек, таскающих матрасы, — глаз да глаз нужен!

— Понял, я тогда на улице покурю.

— Отлично! Я быстро.

Грабб вышел из склада и уселся на лавочку, пристроенную к стене барака. Распечатал последнюю пачку папирос и с наслаждением закурил, привалившись спиной к подгнившим доскам хозяйственной постройки. Непривычная тыловая тишина странно действовала на Вильгельма — ему словно чего-то не хватало. Не хватало орудийной стрельбы, трескотни автоматов, разрывов бомб и снарядов. За длительную службу он сроднился с этими звуками, перестал обращать на них внимания. И лишь теперь, лишившись привычного фона, понял, что его жизнь, возможно, изменилась к лучшему. Вместе со звуками боевых действий исчезла неопределенность: сумеешь ли ты выжить после очередной атаки, или тебя зароют в общей могиле?

— Эй, солдат! Ты чего это, уснул с дороги? — оторвал Вильгельма от радужных мыслей скрипучий голос коменданта. — Давай, спать будешь после обеда. Я вот и ключи от комнаты прихватил. Держи. — Комендант всунул в руку учителя небольшой ключик. — Обитать будешь вон в том двухэтажном здании.

Отставник взглянул туда, куда указывал костистый палец коменданта: на небольшом пригорке высился старый особняк с колоннами, поддерживающими классический портик. К особняку вела широкая белокаменная лестница, по обеим сторонам которой стояли изваяния, выполненные в виде оскаленных львов. За строением расстилался обширный яблоневый сад.

— Настоящее русское поместье! — присвистнул Грабб.

— Здесь до революции усадьба помещичья была, — пояснял по ходу движения Мейер. — Комиссары развалить не успели — глубинка. Даже мебель от старых хозяев осталась…

— Райский уголок! — произнес Вильгельм.

— Еще бы! — согласился комендант. — Это ты еще весной здесь не был, когда яблони цвели… Ну ничего, успеешь еще насладиться. А климат какой! — не переставал восторгаться Максимилиан. — Рай, настоящий рай!

— Это точно — не Сибирь! — согласился Грабб. — Вот где мрак!

— Понимаю. Пять лет за Сибирь бодались. Хлебнул, наверное, через край?

— И не спрашивай, — передернул плечами Грабб, вспоминая лютые сибирские зимы, когда пальцы примерзали к спусковому крючку автомата.

— Ладно, теперь отдохнешь, — философски заметил комендант. — Заслужил. По ранению списали?

— Контузия. Зрение село. Стал слепым, как крот.

— Ну, это ничего. Отдохнешь, подлечишься, глядишь, и зрение восстановиться… — оптимистически заявил Мейер. — Как говорят, все болезни от нервов, а у нас тут тихо, спокойно.

— Хочется верить, — кивнул Грабб.

Здание школьной столовой, спрятавшееся за новенькими, недавно отстроенными интернатскими казармами, сверкающими свежетесанным брусом, было под стать особняку — старое каменное, выстроенное на века. Через распахнуты высокие окна на улицу вырывались чудесные ароматы, от которых у голодного Вильгельма рот мигом наполнился слюной, а в животе утробно заворчало.

— У! — принюхался Мейер. — Пахнет жареными колбасками.

— Что, эту мелюзгу колбасками жареными кормят? — не поверил Грабб.

— Ну, это ты перегнул! — рассмеялся комендант. — Колбаски только для комсостава и администрации. Хотя и малолеткам кое-чего перепадает…

— Ну, это ни в какие ворота не лезет! — возмутился Вильгельм, прибавляя шаг. — Нас на фронте такой иногда дрянью потчевали…

— Ну, за этим проектом из самого Берлина наблюдают. У фюрера далеко идущие планы…

— Не понимаю я, — признался Грабб, — для чего ему эти славянские ублюдки? Неужели у нас не хватает своих?

— Это, мой друг, не нашего ума дело! — произнес Мейер. — Им там, — он ткнул пальцем в небо, — виднее. Ты лучше радуйся, что не на фронте загнулся. Что будешь жив-здоров, сыт, одет и обут. А начальство само разберется, что, кому и как.

— Согласен, — кивнул Грабб, останавливаясь массивных дверей столовой, так же, как и окна, распахнутых настежь.

— Проходи, что встал у дверей, как не родной! — подтолкнул Мейер учителя.

Грабб вошел внутрь и остановился на пороге. Помещение столовой было огромным, а высокие потолки и широкие стрельчатые окна добавляли объема.