ПСС. Том 55. Дневники и записные книжки, 1904-1906 гг. - страница 32

стр.

2) Пришло въ голову восторженно блаженное состояніе женщины красавицы, знающей, что ею любуются, въ то время какъ она слушаетъ прекрасную музыку и знаетъ, чувствуетъ, что на нее смотрятъ.

3) Буду писать прямо въ статью.

Жизнь никогда не стоитъ на мѣстѣ, а всегда не переставая движется, движется кругами, какъ будто возвращающими все живущее, черезъ уничтоженіе, къ прежнему несуществованію; въ сущности же эти самые круги въ своемъ возникновеніи и изчезновеніи составляютъ новые, другіе, бóльшіе круги, которые, также возникая и уничтожаясь, составляютъ еще бóльшіе круги, и такъ до безконечности и вверхъ и внизъ.

Знаемъ мы это прежде всего и яснѣе всего, несомнѣннѣе всего по своей жизни, начинающейся рожденіемъ, продолжающейся усиленіемъ, доходящимъ до мертвой, неподвижной точки,>337 и потомъ равномѣрно ослабѣвающей и кончающейся не ничѣмъ, а смертью. Отличіе рожденія и смерти отъ возникновенія изъ ничего и уничтоженія въ ничто — тó,>338 что, хотя жизнь какъ бы возвращается къ своему началу, она возвращается иная, чѣмъ та, которой началась. Тамъ былъ ребенокъ — при смерти старецъ.

Такъ что процессъ жизни не безцѣленъ, какимъ бы онъ былъ при простомъ возникновеніи и изчезновеніи, a цѣль его, очевидно, сдѣлать изъ ребенка юношу, мужа, старца. Тоже самое можемъ видѣть мы и вверху или впереди. Тоже самое видимъ мы и внизу или позади въ жизняхъ безчисленныхъ клѣтокъ, составляющихъ тѣло, возникающихъ и умирающихъ. Тѣла наши составляютъ частицы того большого круга, который совершаетъ земля, солнце, которыя также рожаются, старѣются и умираютъ. Все, что мы видимъ, знаемъ, подлежитъ этому закону жизни — рожденія и смерти. Въ микроскопическихъ тѣлахъ мы не видимъ этого потому, что процессъ совершается слишкомъ скоро, въ телескопическихъ не видимъ п[отому], ч[то] процессъ для насъ слишкомъ медлененъ. Знаемъ мы твердо этотъ процессъ только въ себѣ. Для чего-то нужно всякому человѣческому существу передѣлаться изъ ребенка въ старика и во время этой передѣлки исполнить какое-то назначеніе. Если бы цѣль жизни состояла только въ томъ, чтобы люди передѣлывались изъ дѣтей въ стариковъ, то люди не умирали бы до старости. Если же цѣль жизни состояла бы только въ служеніи людей другъ другу, людямъ совсѣмъ не нужно бы было умирать.

Такъ что жизнь человѣческая есть и ростъ жизни и служеніе.

Законъ этотъ рожденія, роста и умиранія относится не къ одной тѣлесной сторонѣ жизни, но и къ духовной. Духовная жизнь зарождается, растетъ и доходитъ до зенита нe на серединѣ жизни, но на концѣ ея.>339

10 Авг. 1904. Я. П.

Давно не писалъ. Дня четыре б[ылъ] нездоровъ. Все не работается, но думается хорошо. Составляю дня четыре новый календарь. Вчера пріѣхала Таня изъ Пирогова, и, какъ всегда, смерть застаетъ неготовымъ, заставляетъ все внимательнѣе и внимательнѣе>340 вникать въ жизнь и смерть. Записать надо слѣдующее:

1) Пустяки: суевѣрія, гаданія привлекаютъ насъ тѣмъ, что есть возможность найти внѣ себя поддержку энергіи: хорошее предзнаменованіе — и бодрѣе дѣлаешь, а потому и лучше.

2) Сознаніе въ себѣ Бога не допускаетъ бездѣятельности: зоветъ, требуетъ проявленія, требуетъ общенія съ божественнымъ и освѣщені[я] небожественнаго — борьбы, труда.

3) (Очень важное къ статьѣ: Новая жизнь.) Насиліе, власть, деспотизмъ были неизбѣжны при отсутствіи общенія. Общеніе — дороги, паръ, электрич[ество] дѣлаютъ насиліе ненужнымъ. Оно держится только по инерціи.

4) Говорятъ о волѣ Бога въ смыслѣ цѣл[и] Бога. Цѣли не можетъ быть у Бога. У Него все достигнуто. Такъ что мотивъ его дѣятельности можетъ быть только одинъ: любовь.

5) Главная>341 причина раздѣлені[я] и несогласія людей въ томъ, что одни считаютъ жизнью наблюдаемое, другіе сознаваемое. Дѣлать выводы изъ наблюдаемаго есть дѣло науки; дѣлать выводы изъ сознаваемаго — дѣло религіи,>342 ученія о поведеніи.

6) Страхъ смерти тѣмъ больше, чѣмъ хуже жизнь, и наоборотъ. При совсѣмъ дурной жизни страхъ смерти ужасенъ, при совсѣмъ хорошей его нѣтъ. По страху смерти можно мѣрять доброту жизни человѣка. Я не говорю о людяхъ, к[оторые] говорятъ, что не боятся смерти, п[отому], ч[то] даже не умѣютъ думать о ней.