Пугливая - страница 13

В субботу я отсюда сваливаю. Через три дня.

В глубине души я чувствую, что не готов. И даже если мне жутко хочется выбраться из этого клоповника, проблема в том, куда я отсюда пойду. Я уже подумываю о том, не зарезать ли здесь кого-нибудь, чтобы мне не возвращаться в Ган-Крик и не встречаться с Кэсси и шерифом Кингом.

Напротив меня сидит охранник Рэмзи, тощий мужик лет пятидесяти в очках с толстыми стёклами и с пигментными пятнами на руках. Он выглядит не лучше, чем я себя чувствую, и это о многом говорит.

Если ты сдашься, или если тебя здесь долго продержат, то это место тебя сломает. За вождение в нетрезвом виде, повлекшее тяжкие телесные повреждения, меня приговорили к девятнадцати годам. Поэтому тот факт, что сейчас меня освобождают условно — это гребаное чудо. Я ещё не отсидел и половины срока.

Что касается удачи, я почти исчерпал лимит, но в моем случае единственным проблеском надежды оставалось то обстоятельство, что, хотя моя тупая, обдолбанная задница и слетела с дороги в реку на огромной скорости и с не пристёгнутым пассажиром, у меня всё же оказалось абсолютно чистое досье. Ни одного привода.

Шериф Кинг надавил на все суды, чтобы мне дали максимальный срок, и я не виню этого парня. Технически, я убил его жену, но она по-прежнему остаётся в вегетативном состоянии, когда не может ни есть, ни говорить, ни что-либо делать. Она даже не может себя убить, чтобы спастись от того, что я с ней сотворил. Теперь она просто мешок с костями, пролежнями и утками, и всё потому что я оказался настолько глуп, что сел за руль пьяным и обдолбаным, и помчал по шоссе.

Охранник Рэмзи откашливается, глядя на меня сквозь толстенные стёкла своих очков и, откусив бутерброд, начинает его жевать.

— У тебя уже есть что-нибудь на уме, парень?

Я качаю головой.

— Нет, сэр.

Он откидывается на спинку стула и, сняв очки, потирает переносицу. Рэмзи выглядит смертельно уставшим. Старше своих лет. Он постаревший и измученный от пребывания в подобном месте. Его сэндвич пахнет старой засаленной колбасой.

— Ты читал условия твоего условно-досрочного освобождения? — спрашивает он.

Я киваю, потирая рукой лицо. Бритвы здесь всегда чертовски тупые. Какой смысл бриться, когда у тебя всё равно остается лёгкая щетина? Но в то же время, если не бриться каждый день, то в результате твоё лицо зарастёт густой бородой. Здесь никому не нужны лишние волосы, только столько, сколько это необходимо. Я видел парней, у которых на голове не хватало кусков кожи, потому что они не хотели расставаться со своими сигаретами, и кто-то решил выдрать им за это волосы.

— Ты едешь домой. Устраиваешься на работу. Каждую неделю отмечаешься в Управлении шерифа. И если, сынок, ты этого не сделаешь, твоя задница так быстро вернется в эту чертову камеру, что ты решишь, будто тебе всё это только приснилось.

Я киваю, сжимая и разжимая кулак.

— Многие на твоём месте были бы сейчас гораздо счастливее, — говорит Рэмзи.

Я пожимаю плечами.

— Видимо, они не убивали жену шерифа.

От лица Рэмзи отливает вся кровь, и он опускает глаза на разложенные перед ним бумаги.

— Здесь сказано, что ты попал в тюрьму за вождение в нетрезвом виде и тяжкие телесные повреждения. Не за убийство.

— Это не было убийством. И она не умерла. По крайней мере, пока.

— Это еще что, черт возьми, за заявление, парень? Ты угрожаешь, что, если вернешься домой, она может умереть? Ты точишь зуб на эту женщину?

Я вздыхаю, потирая кроссовкой старый линолеум. Кто-то написал на полу маркером «Рэмзи — пизда». Очевидно, Рэмзи не читал мои бумаги, поэтому не знает, что случилось с мамой Кэсси. Никто никогда не читает бумаги.

— Никаких угроз, сэр. Она в критическом состоянии, вот и все.

Рэмзи открывает папку и вчитывается во что-то перед собой. Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть, но он ее закрывает.

— Стойкое дефективное состояние, — произносит он.

— Вегетативное, — не подумав, поправляю его я.

Он сердито зыркает на меня поверх очков.

— Я так и сказал. Парень, у тебя что, уши воском набиты?

— Да, сэр, — говорю я.

Он откидывается на спинку стула и долго изучает меня внимательным взглядом. От сидения в этом кресле у меня всё чешется, и мне нужно отлить, но я молча несу своё бремя и жду, когда этот парень заговорит.