Пугливая - страница 28

Я не говорил ему, что возвращаюсь домой. Он, должно быть, навещал маму. Какой замечательный сын.

Дженнифер пожимает плечами.

— Да. Тебя подбросить до дома? Я заканчиваю в десять.

Я смотрю на висящие у нее за спиной часы. Сейчас девять сорок пять.

— Это очень мило, но…

— Лео. Я проезжаю мимо твоего дома. Я даже не буду останавливать машину, если тебе от этого станет легче. Я просто открою дверь, и ты сможешь выпрыгнуть на ходу.

Я открываю рот, чтобы возразить, но снаружи чертовски холодно.

— Было бы неплохо прокатиться, — через силу говорю я. — Спасибо.

Я вижу, как из глубины закусочной на меня свирепо таращится водитель грузовика. Я его знаю. Лу Поттс. Он владеет всеми транспортными фурами в этих краях. Я бесчисленное множество раз чинил его грузовики. Ну, раньше. Что-то в том, как он буравит меня глазами, говорит мне, что в ближайшее время он не будет снова ко мне обращаться.

Проследив за моим взглядом, Дженнифер оборачивается на Лу.

— В чем его проблема? — шепчет она, повернувшись ко мне.

— Я, — отвечаю я, допивая кофе, и она тут же наливает его снова. — Его проблема это я.

— Почему? — спрашивает Дженнифер. — Что ты такого сделал?

Она слишком молода, чтобы ненавидеть меня за несчастный случай и слишком половозрелая, чтобы заботиться о чем-то ещё, кроме блеска для губ и покупок с подружками в торговом центре. Или чем там занимаются шестнадцатилетние девочки. Насколько я помню, когда Кэсси было шестнадцать, ей нравился секс на свежем воздухе и выпечка, но она всегда отличалась от других девушек. Вот почему я так сильно ее любил.

Люблю. По-прежнему. Хотя и не видел ее восемь лет.

Ровно в десять Дженнифер возвращается к моему столу.

— Всё за мой счёт. Убери свои деньги, — говорит она, вытаскивая свернутую купюру, которую я оставил под солонкой.

Она засовывает мне в карман смятую двадцатку, и я хватаю ее за запястье.

— Дженнифер, ты учишься в школе. Спрячь свои деньги. Накопи на весенние каникулы или еще на что-нибудь.

— Лео, у меня «Рендж Ровер» за восемьдесят штук баксов, — отвечает она, выставив свой идеально отполированный средний палец. — И мой маникюр стоит больше, чем твои начос.

Я благодарю ее за еду и за три дополнительных пакета с вишневым пирогом, которые она вручает мне по дороге к выходу. Сомневаюсь, что у мамы битком набит холодильник — она даже не знает о моем возвращении домой — поэтому я перестаю спорить и пользуюсь ее любезностью. Я знаю, что ей меня жалко. Но, по крайней мере, она не хочет вырвать мне горло, как Лу, который неотрывно наблюдает за тем, как мы выходим из закусочной. Я проскальзываю на пассажирское сиденье «Рендж Ровера» с электроподогревом, и мы выруливаем на шоссе.

Когда мы проезжаем по мосту, я почти жду, что же почувствую. Я вижу блестящую часть ограждения, которое заменили, после того, как я проломил его, слетев вниз. На реку внизу падают тени, там слишком темно, чтобы что-нибудь разобрать, но я знаю, что она замерзла. Когда я разбился, она была покрыта льдом.

Я не помню, как садился в «Мустанг» и летел с моста, но помню, как ко мне в машину просачивалась холодная вода. Помню огонь у себя на руке. Помню лицо кричащей Терезы Кинг. Горящей Терезы Кинг.

— Ты рад? — спрашивает Дженнифер, вырвав меня из ослепительных грёз.

— Рад?

— Что возвращаешься домой. Встретишься со своей семьей.

Я тихо смеюсь.

— Конечно. Пожалуй.

— Ты в тюрьме разучился разговаривать? — без обиняков спрашивает Дженнифер.

Дерьмо. Меня захлёстывает чувство вины и стыда. Эта девушка, которая не видела меня со времен начальной школы, дала мне еды, подвезла домой, не сказав мне при этом ни слова суждения, а я даже не могу вежливо с ней поговорить.

— Прости, — говорю я. — Я чертовски невежлив.

— Это не так, — быстро произносит она.

— Нет, так. Ты права. Я вроде как разучился разговаривать.

Она пожимает плечами.

— Все в порядке. Думаю, это вполне логично.

Всю оставшуюся дорогу мы едем в тишине. Что-то в том, как быстро повзрослела за эти восемь лет Дженнифер, взорвало мне мозг — в тюрьме время не имеет никакого значения. Там никто не растет и не рождается. Там нет детей. Ты попадаешь туда и проживаешь каждый свой день, как последний, а иногда остаешься там до самой смерти.