Пусть поднимется ветер - страница 7

стр.

Но действительно ли Райден в ответе за это?

Я думала, что это был он… но мысли плавают, и мир вращается, и я понимаю, что эти теплые руки, обхватывающие мои, не могли принадлежать убийце.

Убийца не мог быть настолько мягким.

— Ты, должно быть, слишком быстро выросла, и тебе пришлось расти одной, — шепчет он. — Но больше не нужно быть одной, Одри. Я могу оберегать тебя.

— Оберегать? — Повторение не помогает мне понять смысл слова. — Но… я в клетке.

— Чтобы оградить тебя от других. От тех, кто забрал твоего отца.

Лицо матери заполняет мои мысли:

— Ты сможешь защитить меня от нее?

— Вот почему я принес тебя сюда. Теперь она не сможет тебе навредить.

Я закрываю глаза и прислоняюсь к прутьям, радуясь, что чувствую их.

— Ты будешь держать ее подальше от меня? — шепчу я.

— Пока ты здесь. Но мне придется оставить тебя одну.

Я пытаюсь открыть глаза, но веки чувствуются слишком тяжелыми:

— Почему?

— Потому что ты что-то от меня скрываешь. Мне нужна эта тайна, чтобы защитить тебя.

— У меня нет тайн.

— Это неправда, не так ли?

— Правда.

По крайней мере, я так думаю.

Раньше так было. Но все чувствуется настолько исчезающим и расплывчатым, что я больше не могу быть уверена.

Он вздыхает, медленно и мило:

— Разве ты не доверяешь мне, Принцесса?

— Конечно я… как ты назвал меня?

Он наклоняется ближе, поглаживая меня по щеке:

— Скажи мне, что ты скрываешь, Принцесса.

Я резко отстраняюсь и отползаю по полу.

У моего отца была дюжина прозвищ для меня. Но он никогда не называл меня Принцессой.

Райден не мой отец.

Утверждение кажется таким очевидным… но от этого трясет.

Райден. Не. Мой. Отец.

Я действительно думала, что это был он?

Как я могла…

Ветер.

Этот разрушенный Южный ветер.

Он омрачает мой разум и меняет мои эмоции.

Я встаю на ноги и прижимаюсь щекой к стене, позволяя дрожи прочистить голову.

— Это обычно работает?

Райден отправляет испорченный Южный прочь, крадя последнее тепло… но я благодарна холоду.

Каждая капля дрожи делает меня снова мной.

Даже боль, хлынувшая в рану на боку, желанна и возвращает меня в реальность.

— На самом деле ты — первый человек, на котором я применил его, — говорит Райден. — Твоя мать научила меня уловке, пока мы ждали тебя и твоего друга в Водовороте. Она утверждала, что это будет единственный способ получить от тебя ответы.

— Оставь моей матери право помогать тебе и пытать меня.

Райден смеется… столь же горько и холодно, как воздух.

— На самом деле ее метод был намного нежнее того, с чем ты теперь столкнешься.

Я не могу удержаться от дрожи. Но я вынуждаю себя посмотреть ему в глаза, отмечая, что под ними залегли тени. Дальше тени обрисовывают его лоб и углубляют складки вокруг его хмурых глаз.

Он выглядит уставшим.

Понимание повышает мою уверенность, когда я говорю ему:

— Я никогда не дам тебе того, что ты хочешь.

— Они все говорят это в начале.

Он рявкает слово, и разрушенный Северный скручивается в кнут и бьет меня в лицо так сильно, что я падаю на колени.

Боль жалит мою щеку. Но, когда я касаюсь, чтобы проверить есть ли кровь, моя рука чиста.

Райден кажется столь же удивленным, как и я… и снова меня стегает, на этот раз по груди.

Сила удара заставляет меня хрипеть, но секунду спустя боль исчезает, и никаких отметин не остается у меня на коже.

Мой верный Западный щит должно быть достаточно силен, чтобы защищать меня.

— Я знал, что ты скрываешь от меня что-то огромное! — закричал Райден, его голос — странное соединение ярости и триумфа.

— Нет… все ушло.

Все, что Вейн разделил со мной.

Все, что имело значение.

Я обнажила, раскромсала и разбросала по ветру… независимо от того, что я должна была сделать, чтобы удостовериться, что было безопасно.

— Тогда почему щит твоего друга бросил его при первом же ударе? — спрашивает Райден. — Порыв, который ты обернула вокруг него, прежде, чем мы взяли вас обоих, помчался назад в небо при первом же ударе моего кнута.

— Ты лжешь.

— Да?

Он поднимает свой рукав к лунному свету, таким образом я вижу всплески красного, окрашивающие ткань.

Я отворачиваюсь, пытаясь не представлять Гаса — улыбающегося, красивого Гаса — окровавленным и одиноким в какой-то мрачной темнице.