Путь в рай - страница 8

Как бы то ни было, пора приступать к главному.

Ах, какая несправедливость!

В иные дни очень завидовал Амад удальцам с восточной окраины: жизнь их легка и беззаботна! Караваны идут часто, глупые и жадные купцы экономят на охране (да и то сказать, сколько ни плати, а умирать за твоё барахло никто не будет), поэтому останавливай любого, тряси добро! Эх, вот это жизнь!

Правда, говорят, что эта лёгкая жизнь очень коротка. Грызутся между собой храбрецы, рвут друг друга на куски. Часто-часто пятнают своей кровью только что награбленное оружие — и узорную сталь даманских кинжалов, и иззубренные лезвия криссов, и гранёные наконечники тяжёлых стрел. Но всё равно меньше их не становится.

Со всей округи собираются оглоеды, чуть не в очередь выстраиваются вдоль восточного тракта — грабить несчастных путников, которые всего-то хотят продать свой товар подороже.

Остаётся только один надёжный способ — идти в такаджи с налоговым.

Можно, конечно, пристроиться в хвосте — дорога-то свободна. Но тогда грабь тебя хоть кто хочет — охранники и не посмотрят в твою сторону. Имей Амад при себе лишь дырявый бурдюк, может, он бы и рискнул так сделать. Но нет, сейчас у него на руках великая драгоценность, большая обуза.

«Погубительница сердец», «потрясательница царств» — разве думал Амад, что это не просто слова впечатлительных поэтов, а истинная правда, что красота обладает такой силой? Красота зелёно-голубых глаз, красота изогнутых припухших губ… Но думать об этом сейчас нельзя, а то уж и штаны встопорщились, ещё заметит кто. Сейчас надо думать о другом.

Таблички-баасы на дороге не валяются, добыть такую — сложная задача. И была бы она вовсе безнадёжной, если бы не знакомый стражник. Не зря Амад скармливал сладости толстому Ариму, поил чаем, не зря! Сумел стать ему другом!

Арим-ага птица невеликая, простой аскер, а вот брат его служит во дворце, да не каким-то там солдатом, а десятником стражи! Большой человек! И большие надежды на него возлагает скромный дадаш с южной окраины.

Арим-ага на изложенную просьбу ответил сперва категорическим отказом: нет, не пойдёт он к брату, не станет беспокоить такого уважаемого брата.

Серебряный динар немного исправил дело, и Арим-ага стал озабоченно хмуриться, дёргать себя за нос, от натуги даже пукнул. Амад понял его сомнения и сунул второй серебряный, с беспокойством думая, во что ему обойдётся всё предприятие.

Но что поделаешь, большой бизнес — большие накладные расходы!

Второй динар помог окончательно, и скоро Амад уже стоял у боковой двери казарм, дожидаясь Манафа — сабита.

Несмотря на прохладу утра, Амад вспотел от волнения: выйдет ли к ним большой начальник? Что скажет?

Появившийся офицер был весьма хорош. Взгляд строгий, ясный, без лени, движения уверенные, сам быстрый, крепкий: ни брюха до колен, ни сальной рожи — стальная синева тенит челюсть и волевой подбородок с ямочкой. Сразу видно — человек во дворце служит, поглядеть на такого приятно. Заботится Манаф-ага о внешности: одежда чистая, налобная повязка — белая. Верно, хочет услаждать взор повелителя Тара, хоть и говорят, что Сурхан-Саяды (именование) женщин любит.

Тем временем полученные деньги Арим отрабатывал: представил достойного юношу, изложил его просьбу. Манаф-ага смерил взглядом тощего мальчишку.

— Много товара? Что везёшь?

Амад затараторил — успеть сказать, пока слушают:

— Нет, совсем немного! Совсем ничего не везу!

Смоляная бровь дрогнула: мол, а чего ж тогда едешь?

— Еду я… Везу… — Амад слегка запнулся, но тут же его осенило: — Еду я по семейному делу. Сестру, — едва не сорвалось с языка заветное «продавать», — лечить! К тамошним лекарям везу.

— Красивая?

— Уй, нет, господин, совсем некрасивая! Тощая, больная!

— Тощая? Может солитёр у неё? — заинтересовался Манаф-ага.

— От солитёра уже лечили, не помогло. Видно, не солитёр это. Наверное, печёнка больная, — кстати вспомнил Амад печень Жёлтого Курши.

— От печени отвар верблюжьей колючки помогает. Я своих солдат всегда так лечу.

— Да-да, господин, — закивал Амад, соглашаясь. Большой человек проявил интерес к маленькому — хороший знак!