Путешествие Феди Карасика - страница 17

— Немножко посмотрим здесь, а потом… — остановил Федя пыл своей новой знакомой. Ему интересно было смотреть на Волгу, которая постепенно начинала проявляться, как на фотобумаге. Солнце словно разъедало туман, и он становился все жиже и жиже. Вот уже и стеклянно-неподвижная вода Волги видна, вот в стороне белый бакен вынырнул из тумана. Солнцу стало легче пробиваться сквозь легкую дымку тумана к Феде, и оно уже гладило своими ладонями по его лицу, по рукам. Последние клочья тумана, как живые, двигались над водой, таяли, улетали. Сверху донеслось:

— Полный вперед!

Сразу «Чайковский» словно напрягся, загудел, задрожал всем корпусом, забурлила вода по бокам.

— Наташа!.. Наталья, это безобразие! Кто тебе разрешил уходить? Неужели так трудно спросить разрешения? — Высокий, полный и уже в годах мужчина с круглой наголо обритой головой, в полосатой пижаме вышел на палубу. Через плечо у него висел на ремешке фотоаппарат. — А ну-ка, немедленно завтракать!

«Как Фантомас, — восхитился Федя. — Только не зеленый».

Девочка с бантиками сообщнически переглянулась с Федей, вот, мол, не было печали, вздохнула и пошла вслед за мужчиной. А Федя подумал: «Зато каюта и первый класс!.. Папочка, мамочка!.. А я чего хочу, то и делаю, куда хочу, туда и иду!..»

С мокрой шваброй, которая волочилась по палубе, появился матрос. Остановившись недалеко от Феди, он начал возить шваброй. Получалось у него быстро и чисто. Когда в швабре иссякал запас воды, матрос перекидывал ее через перила и на веревке опускал прямо в Волгу. Подхваченная течением, усиленным встречным движением парохода, швабра взбивала снопы брызг, подпрыгивала, окуналась «с головкой» в зеленоватую утреннюю Волгу.

— А ну, малец, не мешайся, — подозрительно глянув на Федю, скомандовал матрос и добавил: — И вообще, пассажирам третьего и четвертого сюда заходить не положено.

Матрос был молодой, работал на пароходе, наверное, первый сезон и потому относился к своим обязанностям сверхревниво.

Подумаешь, нужен он кому, ваш первый класс! Пожалуйста, можно и уйти. Засунув руки в карманы, — жест для Феди совершенно непривычный, — гордый Одиссей независимой походкой, не торопясь, пошел восвояси.

Отец говорил, что раньше таблички висели такие:

Сейчас таких табличек нет, сейчас, кто куда хочет, туда и идет на пароходе.

По левому борту, словно огромные семафоры, пропускали в город «Чайковского» подъемные краны грузового порта. Казалось, они кланяются, приветствуя пароход. Правда, трудно определить, какой пароход именно, потому, что совсем рядом, обгоняя «Чайковского», шел трехпалубный красавец «Илья Муромец».

«На таком бы ехать, — вздохнул Карасик, — на новых дизель-электроходах, говорят, даже четвертым классом в каютах едут. Только каюты не на двух человек или трех, а на больше». Тут же Федя ловит себя на мысли: ведь сам говорил девчонке с бантиками, ну той, что здесь наверху едет с папочкой, мол, у них, в четвертом классе, интересней ехать, с людьми, и сам же каютам позавидовал!.. А вчера вечером завидовал цыганам, хотелось бы тоже на корме устроиться, под звездами… Какой-то сам себе непонятный Федя.

Облокотившись о перильца, Карасик посмотрел вниз на корму: где там эта забавная девчонка Ольга?..

Цыгане разместились на палубе парохода, как где-нибудь на лугу, в займище, только шатра не поставили. Наверное, не разрешили матросы. Посреди кормы на одеялах лежал и сучил ножонками самый маленький цыганенок. Он был совершенно гол. Через него перешагивали, не замечая, и Феде было боязно за мальчонку, как бы его не раздавили.

Ушастую, как у мальчишки, голову Ольги Федя увидел у борта. Девочка смотрела на проплывающий мимо Волгоград.

— Это что? — то и дело протягивала она руку. — Это чей памятник?..

Старый цыган с белой бородой отмахивался, наверно, не знал, как ответить…

А Федя знал, что летчик в шлеме на берегу — это Хользунов, который воевал в Испании с фашистами, это ему памятник. У Феди даже есть большой красивый альбом о городе-герое. Там много фотоснимков.