Путешествие Феди Карасика - страница 23
Карасик так увлекся, наблюдая за тем, как «Чайковский» поднимался, что и не заметил, как потерял, бегая от борта к борту, Владимира Сергеевича, рядом с которым он вначале стоял.
Когда перед пароходом открылись последние ворота, тот же громкий голос учтиво и торжественно возвестил:
— «Чайковский», прошу на выход в Волгоградское море.
Федя почувствовал, как свежий морской ветер ринулся сразу навстречу, и хотя темнота ночи не дала увидеть необозримых водных просторов, Карасик понял, что вышли в море.
Постояв еще немного на палубе, Федя собрался уходить. Он решил на прощание перед сном обойти по палубе весь пароход и тогда уж спуститься вниз. Через стеклянные стены ресторана, когда шел по палубе, увидел за столом цыган с кормы. Они шумно разговаривали, перебивая друг друга, размахивая руками. За столом сидели и женщины, и даже Ольга. Полифем восседал, расставив колени, и время от времени тянул прямо из горлышка бутылки пиво.
«В стакан, что ли, нельзя налить?» — неприязненно подумал Федя.
Пожилая цыганка сказала что-то Ольге, показывая на соседний стол. Ольга шустро юркнула между тесно составленными стульями и, вытряхнув из тарелок остатки «шпротов», колбасы, сыра в газетный кулек, снова подошла к своим.
«Наверно, чаек кормить», — подумал Федя.
Но вот Ольга обернулась. Федя глянул туда, куда вопрошающе смотрела девочка, и увидел Владимира Сергеевича. Он сидел в другом углу ресторана и, видимо, ужинал. Карасик видел, как бывший солдат позвал Ольгу, усадил ее рядом с собой за стол, пододвинул ей тарелку.
Они о чем-то разговаривали, а цыгане, пошумев, поднялись из-за стола. Рыжебородый Полифем все время, как бы случайно, поглядывал в сторону стола, за которым сидели Владимир Сергеевич и Ольга. Поднявшись вместе со всеми, Полифем коротко приказал что-то хромому цыгану. Тот, ковыляя, подошел к столу и, подобострастно приложив одну руку к груди, — видно, благодарил, — поклонился, другой рукой вытащил из-за стола Ольгу.
Проводив взглядом толпу цыган, Владимир Сергеевич долго задумчиво глядел сквозь стекло, куда-то мимо Феди, в темноту. Федю он не видел. Вдруг он быстро встал и твердым шагом, словно шел выполнять серьезное задание, вышел из ресторана.
В дверях они столкнулись: Карасик и Владимир Сергеевич.
— Опять ты меня чуть-чуть не протаранил! — улыбнулся бывший солдат. — Ты куда, Федор, направился?
— Спать, наверно, пойду…
— И правильно, иди спать, — слегка подтолкнул он Карасика.
— А вы чего ж?..
— Я, брат, погожу. Некогда мне. Тут один человек мне встретился — довольно любопытный случай. Да… — что-то обдумывая, ухватил себя горстью за подбородок Владимир Сергеевич. И спохватился: — А ты иди, Федор, спать. Иди, иди…
Карасику ничего не оставалось делать, как повернуться и идти восвояси. Так он и поступил.
Из репродуктора на простор Волги лилась песня. Феде она была уже знакома, он ее слышал, когда «Чайковский» подходил к Волгограду. Хорошая песня, и исполняла ее, как объявили, Людмила Зыкина. Песня была про Волгоград и про березку.
Дослушав песню, Карасик спустился с палубы.
На своей полке он долго ворочался, размышляя над словами солдата, пытаясь разобраться в событиях, выпавших на его долю сегодня. Но так и не сумев соединить в одно звено всех разговоров, лиц, впечатлений, он решил, что утро вечера мудренее. Так всегда говорила мама, когда Федя пытался вечером разрешить для себя необходимый вопрос. Даже если задача не получалась долго и было уже поздно, мама подходила, закрывала задачник по арифметике и говорила:
— Утро вечера мудренее, сынок.
И правда, на следующий день утром Карасик просыпался, хватался за задачник, и задача, вчера такая невероятно трудная, оказывалась простой и понятной.
«Интересно, — думал, засыпая, Карасик, — почему это утро мудренее вечера». Но и эту мысль он не додумал до конца, потому что с головой окунулся в глубокий омут сна.
Он уже не видел, Карасик, как пришел с кормы рыжебородый Полифем и сел внизу на полку, поглядел на спящую женщину в черном платке, широко зевнул, а потом через минуту захрапел.