Путешествие Феди Карасика - страница 27

— Малеевы — это наша фамилия, а у того солдата фамилия Матвеев. Вы сами говорили, — поправила Наташа.

— Ну какая разница! — сердито сказал Федя.

— Нет, разница! — обиженно возразила Наташа. — Ведь это же понятно: комиссар и другие солдаты погибли из-за Матвеева.

— Ну хватит, молодые люди, спорить, пошли, как говорится, по домам. — Владимир Сергеевич, легонько подталкивая Карасика, повел его вниз. — До скорой встречи, девочка, после завтрака.

Федя и Ольга стояли на корме и пытались поймать в рот мелкие дождинки, падавшие с неба, затянутого тучами.

— Смотри, смотри, Федя!.. Какая красная вода! — вдруг закричала Ольга.

— Сама ты красная! — удивился Карасик. Он не сразу увидел, что Ольга что-то поднесла к глазам и через это что-то рассматривала воду. — Чего там у тебя?..

— Вот, — девочка протянула Феде стеклышко.

— А! — понял Карасик, вспомнив тут же, что у его сестренки тоже есть разноцветные стекляшки, через которые как-то и Федя смотрел на все вокруг. И хотя он тогда притворился, что ничего особенного в этих обыкновенных стеклах нет, сам с любопытством разглядывал небо, дом, дерево под окном, сначала через красное стеклышко, потом через зеленое, через синее, через сиреневое… Все вокруг становилось, как в волшебной сказке или как в книжке с яркими разноцветными картинками. И даже лучше, таинственней. Деревья, если Федя смотрел в красное стекло, вдруг словно расцветали каждым кустиком, листочком, были красными, и синее небо розовело, как утром, перед тем, когда восходит на востоке солнце, и серые доски старых ворот будто обновлялись, превращались в красивые сказочные ворота теремка мышки-норушки.

— А у тебя еще какие есть? — любуясь небом, сразу ставшим солнечным, спросил Федя.

Ольга выгребла из кармашка горсть стекляшек и протянула Карасику. В ладони у нее переливалась разными цветами добрая дюжина стекол, каждое из которых было окошком в новый сказочный мир.

Федя прикладывал стеклышки то к одному, то к другому глазу, Ольга — тоже, и оба смеялись!

— Посмотри, какая ты вся голубая! — восхищался Карасик. — То у тебя были голубыми цветы на платье, а сейчас ты вся голубая: и платье, и волосы, и руки…

— А ты — зеленый, как листья дерева! — вторила Ольга, заливаясь смехом, и добавляла, как взрослая, наверное, слышанное от взрослых: — Тебе идет быть зеленым! Ты как гусеница!

— Я не хочу быть гусеницей, — отвечал Карасик, — возьми вот это темно-красное стекло. Я — Одиссей, и моя кожа темно-коричневая от загара и долгих странствий.

— И правда, — через секунду соглашалась Ольга, — ты смуглый, как цыган.

Федя и Ольга забыли о том, что идет дождь, что над Волгой — пасмурный день.

— Вы посмотрите через свои стеклышки на берег, — услышал Федя сзади себя голос Владимира Сергеевича.

— Ну и что?.. — не увидев ничего особенного и ожидая разъяснений, спросил Федя.

И на самом деле: пароход проплывал мимо ничем непримечательного берега. Берег изрезан глубокими оврагами, и даже леска нет, совершенно голая земля… И утес среди оврагов возвышается.

— Эх вы, не видите ничего, а еще в школе учитесь, а еще на Волге живете!

Владимир Сергеевич упрекнул необидно, а скорее, просто так, чтобы подчеркнуть, что, мол, а он вот знает такое интересное об этом утесе.

— Мы с мальчишками еще до войны приходили сюда на лодках из Дмитровки, — похвалился бывший солдат. — Все здесь облазили.

— А зачем? — спросила Ольга.

— Как зачем?.. Клад искали!

— Клад?.. А чего это здесь клад должен быть?

Вместо ответа Владимир Сергеевич запел тихонько:

— Знаю, знаю! — прервала Ольга. — Это про Степана Разина песня.

— Как дальше песня поется? — спросил солдат.

Ольга, с горящими огоньками в глазах, довольная, что угадала про утес, так бы хотела рассказать песню дальше! Но… дальше она не знала слов.

Зато Федя предложение подхватил сразу: