Путешествие Феди Карасика - страница 26

— Я не пограничник, видимо, Федор предположил, что я пограничник, видимо, он очень хотел, чтобы я оказался пограничником, — внимательно посмотрел Владимир Сергеевич на Федю. — Но я, между прочим, не простой солдат, я воевал в Сталинграде. Вчера мы с Федором были на поле боя, где я получил тяжелое ранение.

— Ой, как интересно! — хлопнула в ладоши Наташа. — Расскажите, пожалуйста!

Карасик, пережив трудные минуты стыда, тоже с интересом посмотрел на Владимира Сергеевича: может, и правда расскажет.

— Расскажите про войну, — еще раз попросила Наташа.

— А ты завтракала?

— Нет еще… — недоуменно посмотрела она на Владимира Сергеевича.

— Про войну долго рассказывать, можно с голоду умереть. Ну, один эпизод разве… Это уже в дни наступления нашего произошло. Во взводе нашем половина солдат — сталинградцы. И справа, и слева соседи вперед ушли, а наш батальон залег и ни с места: за дома уличные бои, собственно, вели. А тут поле открытое, степь-матушка. Высунемся — а он лупит почем зря. Командир батальона лейтенант Липягин и говорит: «Надо что-то делать, стыдно перед соседями. Давай, комиссар».

А комиссаром был у нас земляк Вася Гомонов, из Дмитровки парень, мой, между прочим, дружок. — Владимир Сергеевич замолчал, словно собираясь с мыслями. — Серьезный такой парень, дисциплинированный. Лет нам тогда было по восемнадцать всего, а он уже замполит в батальоне… Ну, в общем, решил он один взвод в атаку поднять — сталинградцев много. И я, говорит, как сталинградец, тоже с вами пойду.

Побежали мы, пока автоматы молчали. И уж до половины поля добежали. Радовался я. Ну, думаю, ушли фрицы, если не стреляют. А они, видно, подпускали поближе. Поле ровное, они и начали из автоматов строчить. Попадали и те, кто уцелел, и кого очередью подкосило. А только что толку: саперной лопатой не очень-то зароешься, да под огнем. — Владимир Сергеевич замолчал, посмотрел на Федю, на Наташу и спросил: — Может, потом дорасскажу, после завтрака?..

Наташа протестующе замахала руками. Оглянулась на дверь и — в окно. Выкинула ноги из окна и сама на палубу.

— Рассказывайте, пожалуйста, — взмолилась она, задвигая окно решеткой жалюзи.

Солнце уже грело хорошо, даже в тень хотелось от него спрятаться. Владимир Сергеевич сел в камышовое кресло под окном каюты и продолжал:

— Был у нас во взводе один солдат, не то Малеев, не то Матвеев, немолодой уже. Перед тем, как в атаку идти, рассказывал, что работал где-то здесь на ремонтном заводе. И показывал даже, где их цех стоял… Когда хлестнули оттуда автоматы, залегли мы, а Вася Гомонов и говорит тому солдату: «Ты перекатись, вон правее тебя лощинка, помаленьку пробирайся к той стене, может, не заметят одного-то. А там и нам поможешь — тебе же тут каждый угол родной». Не больно с охотой, но приказ, есть приказ, скатился в лощинку солдат и пополз. Уж так медленно полз, что и нам не заметно движений — не то что фашистам. А лупят из автоматов: то одного достанут, то другого. Видим, солдат наш уже под защитой стены и за угол юркнул. Ну сейчас поднимемся. Но пять минут, десять проходит — не дает он никаких знаков о себе. Или струсил, или убили там его. Делать нечего, надо подниматься в атаку, а то ведь постреляют всех. Передал Вася Гомонов по цепи: «Приготовиться в атаку». Лежим — голову поднять нельзя. Трудно от земли отрываться. Но видим: вскочил наш комиссар, «вперед!» кричит. Поднялись и мы, побежали под огнем, как под дождем. Кто успел добежать, кто нет. Многие не успели. Но автоматчиков вышибли… Это уже без меня автоматчиков-то вышибали… и без Васи Гомонова.

— Погиб он? — тихо спросил Карасик.

Владимир Сергеевич не ответил, а заговорил вроде о другом:

— Нужно быть человеком высокого долга, чтобы в смертельно опасную минуту встать и повести за собой людей. Если в человеке живет крепко чувство этого долга — он и страх в себе переборет, и на смерть пойдет.

— А Малеев как же? — не очень слушал Федя рассуждения о долге.

— Малеев-то? — поднялся с кресла Владимир Сергеевич. — Малеев, оказалось потом, не ранен был — просто струсил и отсиделся в каменных стенах. Уже потом узнал я, а тогда в госпиталь попал, да так и не встретил предателя.