Путешествие Феди Карасика - страница 47

— Лови! Хватай! — будто собачонкам, кидал хлебные корки Родион. А чайки с пронзительными криками устремлялись за хлебом, и непонятно было, то ли они такие прожорливые, то ли незаметно для глаз одни, насытившись, улетают, отстают от кормы, другие подлетают с песчаных отмелей, с берегов.

И вдруг Родион так засвистел, с такими переливами, что Федя ошарашенно поглядел на него, словно не узнавал.

— Это же не голуби! — напомнил Карасик. — А ты словно голубей гоняешь.

Чайки было отпрянули от кормы, но, видно, поняв, что ничем опасным этот неожиданный свист не сопровождается, снова нахлынули сверху, с боков. А Родион, выводил свистом отчаянные переливы, и ямочки на его щеках выступали еще явственней, и серые глаза светились мальчишеской удалью и азартом.

«Вот здорово свистит», — с восхищением смотрел Карасик на молодого цыгана, и ему стало казаться, что чайки взмывают, планируют, взмахивая белыми крыльями, подчиняясь этой необычной музыке, словно Родион дирижировал полетом всей стаи и каждая птица строго вела свою партию.

Родион кончил свистеть, и сразу в полете чаек что-то сломалось, нарушилось, они уже совсем беспорядочно летели за пароходом.

— Конечно, это не голуби, — вздохнул он. — Эти глупые птицы ничего не могут и не понимают. Им бы пожрать…

Уже и синие сумерки начали подкрашивать небо и воду, а Федя все не уходил с кормы. И вот в это-то время на корме появился рыжебородый. Он был пьян, и, хотя на ногах держался твердо, маленькие его глазки светились бешенством. Карасик видел, как Циклоп подошел к Хромому и потребовал коротко, недвусмысленно:

— Деньги…

Хромой с опаской отошел несколько шагов. Рыжебородый, сбычившись, стал наступать. Вскочила с полу Мария. В руках у нее был ребенок. Она горячо заговорила:

— Михайла, не надо… пойдем со мной…

И тут произошло страшное: рыжебородый зло взмахнул рукой. Еще секунда, и его кулак опустится на женщину. Какая-то непонятная сила толкнула Федю вперед…

Дальше Карасик ничего не помнит, что произошло дальше, он уже не видел. А произошло вот что.

Когда Федя упал на палубу, секундное замешательство взорвалось возмущением.

— Хулиган! Бандит! — закричал, подскочив к Циклопу, Родион.

Повернувшись к нему, рыжебородый снова поднял огромный кулак. Вот он сейчас молотом опустится на голову Родиона… Но в какой-то миг руку Циклопа схватил подоспевший Владимир Сергеевич.

— Не трогайте его, нож у него в кармане! — услышал Владимир Сергеевич и глянул вверх, откуда раздался голос. На верхней палубе стоял Ираклий Аввакумович. Он совал пальцем в Циклопа и повторял: — Нож у него!..

К месту происшествия спешили два дюжих матроса. Увидев их и поняв, что дело его плохо, рыжебородый воспользовался тем, что бывшего солдата отвлек на секунду крик фотографа — рванулся, освободил руку и ринулся к борту.

Вскочив на борт кормы, он оттолкнулся и, головой вниз, широко раскинув руки, бросился в бурлящую за кормой воду. Взметнулись, разлетевшись в разные стороны, чайки.

Все вокруг замерли. А потом зашумели. Одни окружили Карасика и беспокоились: «Мальчонку-то в медпункт надо! Ударился, видно, аж сознание потерял», другие смотрели за Циклопом на воде.

Владимир Сергеевич поднял Карасика и на руках понес его в медпункт. А на палубе продолжалось смятение.

— Человек за бортом! — кричал матрос.

— Утонет человек! — кричали с верхней палубы.

Охали две девушки, сделав круглые глаза и прижав кулаки к подбородкам:

— Он же в сапогах, в одежде! Утянет его!

А Циклоп был уже метрах в пятидесяти от парохода. Вдали мелькала в волнах его голова. Руки поднимались и опускались в воду. И непонятно было: или он плывет, или зовет на помощь, не умея плавать.

— Идиот! — ругался матрос. — Ведь пьяный, поди! Утонет… Как пить дать — утонет!..

Наверное, с верхней палубы уже сообщили о происшествии капитану. «Чайковский» замедлил ход, совсем остановился и загудел отрывисто, тревожно:

— Гу-гу-гу-гу-гу-гу-у-у-у!

Дядька еще держался на воде. Издали казалось или на самом деле? — он вдруг исчезал под водой, его не было видно. Потом снова мелькали руки над головой.