Путешествие Феди Карасика - страница 61
Карасику возразить было нечего, доводы Стаськи выглядели вполне убедительно. Федя в тот раз даже не обиделся на Рыжего. Вот еще, из-за какой-то чепухи обижаться! Какое-то сомнение закралось в его душу, какая-то беда потревожила. А так они мирно сидели прямо на дороге и с аппетитом уплетали арбуз, расколов его кулаком на две половинки. Арбуз был не ахти какой красный, как говорят в Песчанке, «потэклый», что означает, что арбуз только-только начинает розоветь, он еще, собственно, белый, но белая мякоть его уже сочна и даже немного сахариста… Вдруг Федя увидел: по дороге бежит собачонка. Собачонка остановилась, глянув на Федю, подняла морду и… вместо того, чтобы залаять, замычала, громко, протяжно:
— Му-у-у-у-у!
Карасик подскочил от неожиданности на скамье и проснулся. Вот ведь, скажи пожалуйста, опять чуть не уснул! Лучше, наверное, встать и походить, чтобы сон разогнать… Точно. А то проспишь пароход, билет пропадет и кукарекай тогда на пристани…
Но вставать не хотелось. И Федя решил: вставать и ходить он не будет, но глаза не закроет ни на минуту. А с открытыми глазами ни один человек не может спать. Он взял в руки портфель, положил его на колени, отпер и запер замок, огляделся: тетенька, что сидела рядом с ним, клевала носом, девчонки сзади безмятежно спали, привалившись друг к другу, женщины с двумя малышами не было, видно, ушла.
«Наверно, уже часов одиннадцать-двенадцать», — прикинул Карасик. Он стал смотреть на лампочку на потолке, но на лампочку долго смотреть нельзя — глазам больно. Федя отвел глаза, но в них все равно оставался желтый круг. Федя закрыл глаза, но желтый круг не пропадал.
«Это такое свойство у них, — научно определил Карасик, — яркое задерживается в глазах и на после, если прошло много времени. Как, например, и в памяти… Хоть, скажем, эта велосипедная история прошлого лета…»
А то и еще с этим велосипедом было, уже этой весной, перед Первомаем… За тюльпанами ездили. Идею предложил Федя:
— Стаська, давай на твоем велике к Молчановке съездим, там, говорят, тюльпанов!
— Что мы — девчонки, за цветочками ездить?… — ухмыльнулся Стаська.
— Чудак, они же красивые: красные, желтые, белые… а может, сиреневые встретятся… А потом — мы же для класса, а не для себя, для нашей колонны, когда на демонстрацию пойдем.
— А что, это — идея! — загорелся Рыжий. — Привезем охапку цветов, и пусть все нам завидуют.
На следующий день утром Федя зашел за Рыжим. Стаська вывел своего коня, и они — Стаська за рулем, Федя на багажнике — покатили по улицам Песчанки на окраину, а потом — в степь. Ехать надо километров семь — не меньше. Стаська пыхтел-пыхтел, не выдержал:
— Давай пешком пойдем, а потом снова на велике.
Пошли пешком. Вдоль дороги выстроились телеграфные столбы.
Они постоянно гудят — Карасику кажется, что это электричество по проводам течет. Ручей течет — его слышно же, так и электричество…
Снова ехали на велосипеде. Стаська предложил:
— Ты сейчас слезь, побежишь-побежишь рядом со мной, я отдохну — ты снова вспрыгнешь на багажник.
Такой метод передвижения Стаське Рыжему, видно, больше пришелся по душе, теперь он почти все время ехал один, а Карасик впритруску бежал за велосипедом. Получалось, что Карасик больше бежал, чем ехал. Под конец Стаська Рыжий разыгрался и предложил соревнование, кто быстрее будет возле очередного столба: он — на велосипеде или Федя — пешком. И хохотал при этом нахально:
— Федька, догоняй!
Федя в этот день здорово устал, особенно — ноги. Но зато, когда на место прибыли, какую он увидел красоту! Прямо от дороги к Волге, широкая низина в степи вся сплошь качалась под легким весенним ветерком головками тюльпанов. Красные, сочные, будто кровавые, желтые, как солнце, и нежно-белые, словно мраморные чашечки, цветы стояли в зеленых гибких подставочках, широкие, продолговатые, один-два листа — у каждого цветка, как необходимое сопровождение, как зеленый фон.
— Эха! — только и сказал Карасик и долго бродил, как зачарованный, среди цветов, совсем не думая о том, что должен их рвать.
— Ты чего, как чокнутый, ходишь? — крикнул Стаська. — Работать надо!